Москва, 22.11.2024

Вы здесь: / > Творчество > Интервью > Трагическое детство взывает о помощи

      Интервью Альберта Анатольевича Лиханова

      Трагическое детство взывает о помощи — «Правда» 13 сентября 2005 г

      Не часто бывает, чтобы писатель, выйдя за пределы своих книг, взялся в
      жизни реально строить то, что утверждал на страницах романов, повестей,
      рассказов. Такое редкое и очень впечатляющее явление представляет собой
      Альберт Лиханов.

      Получивший всесоюзную известность автор талантливых произведений о детях и
      детских проблемах, в какой-то момент он решил: надо самому принять
      практическое участие в решении этих нелегких проблем. То есть не просто
      призывать к заботе о детях, а строить такую заботу как систему
      повседневных конкретных дел!
      И вот восемнадцать лет назад по его инициативе рождается Советский детский
      фонд имени В.И. Ленина, который он возглавил. Ныне это Российский детский
      фонд. А еще теперь есть Международная ассоциация детских фондов, в которую
      вошли организации из двенадцати недавних советских республик, и во главе —
      тоже он, Альберт Анатольевич Лиханов
      .
      Сегодня, 13 сентября, ему исполняется 70 лет. Конечно, он получит много
      поздравлений, потому что девиз «Ни дня без доброго дела», ставший главным
      жизненным правилом для него, обернулся множеством замечательных и воистину
      добрых дел. Но и юбилей не настроил его на парадный лад. Праздник
      праздником, а душа, как всегда, болит о детях с трудной судьбой, которых в
      России нынче огромное число. И говорим мы прежде всего именно о них.

      Сколько же их, обездоленных?
      — Альберт Анатольевич, несчастных детей в нашей стране становится все
      больше?
      — К сожалению, да.
      — Есть какие-то цифры, которые говорят об этом?
      — Например, с 1992 года ежегодно прибавляется 120—130 тысяч детей-сирот.
      Или, выражаясь официальным языком, оставшихся без попечения родителей.
      Всего, опять же по официальной статистике, их у нас нынче 709 тысяч. Хотя
      я считаю, что эта цифра очень сильно занижена, примерно вдвое. Впрочем,
      если бы даже она была точная, все равно после Великой Отечественной войны
      сирот было меньше — 678 тысяч. Но ведь это после такой войны! Как
      говорится, комментарии излишни.
      — В одной из ваших статей я прочитал, что сегодня у нас в обществе, по
      сути, идет война взрослых против детей.
      — Конечно. Ведь государством правят взрослые, и они же численно
      преобладают в обществе. А именно нынешнее государство сделало большинство
      народа реально бедным, что в первую очередь бьет по детям. И общество с
      этим мирится, как и со многим другим.
      — Скажем, с детской беспризорностью? Вы не раз говорили, что число
      беспризорников превышает миллион. А по некоторым данным — двое или даже
      втрое больше...
      — Ни одна из этих цифр не является абсолютно достоверной. Обычно
      приводится статистика детей и подростков, задержанных милицией. Но, с
      одной стороны, кого-то могут задержать и два, и три раза, а с другой —
      наверное, не каждый беспризорник попадается. Ясно одно: речь идет о
      массовом беспризорничестве, какое было когда-то после Гражданской войны, и
      это, безусловно, крайне тревожный факт.
      — А как обстоит дело со здоровьем детей?
      — В феврале этого года в Москве проходил X съезд педиатров России.
      Прозвучавшие там цифры удручают. Детская смертность, инвалидность,
      заболеваемость, физическое и репродуктивное здоровье — по всем показателям
      за последнее десятилетие наблюдаются негативные тенденции.
      Так, уровень младенческой смертности в России составляет 12 процентов (в
      странах Западной Европы — 3—4 процента). Высок уровень смертности в
      10—18-летнем возрасте по причинам социального характера (убийства,
      самоубийства и т.п.). Растет среди детей число инвалидов: только за
      последние пять лет их число увеличилось на 155 тысяч и составляет сейчас
      605 тысяч человек — в возрасте до 18 лет! За это же время заболеваемость
      детей в различных возрастных группах увеличилась на 18—20 процентов.
      Почти 70 процентов всех детей хронически больны. Третья часть выпускников
      школ имеет ограничения в выборе профессии в связи с состоянием здоровья, а
      годных к военной службе с каждым годом становится меньше. За пять лет
      вдвое увеличилось число детей с недостаточным уровнем развития для
      обучения в школе.
      — И к какому выводу приходят детские медики?
      — Государственное профилактическое направление в нашей медицине- серьезно
      подорвано. Да что там — во многом совсем утрачено! Есть, разумеется, и
      сложный комплекс других социальных причин. Во всяком случае, приходится
      говорить вот о чем. Если в полном смысле несчастных, обездоленных детей у
      нас действительно становится все больше, то вообще детей в России за
      последнее время все меньше.
      После 1992 года число детей ежегодно сокращается... больше чем на миллион.
      Часть уходит из жизни совсем, часть переходит из детства во взрослое
      состояние, но ни те, ни другие вновь рожденными не восполняются. И в
      результате? Российское детство сократилось за время так называемых реформ
      почти на 14 миллионов!

      Страшно быть «отказным»
      — Трагическую цифру вы называете.
      — Согласен, она в самом деле трагическая. Но, знаете, цифры многими
      воспринимаются все-таки как нечто абстрактное. А ведь за любой единичкой в
      этих огромных числах — вполне конкретная живая судьба маленького человека.
      С его острой болью, физической и душевной, с неимоверными страданиями, с
      горем, которое никакими цифрами не измерить.
      Вот только что я был в Белгородской области, это Грайворонский район. Надо
      сказать, замечательный район и, что очень редко встречается, замечательная
      там больница районная, в которую местное руководство вложило много сил и
      средств. С особой любовью и на высшем уровне оборудовано родильное
      отделение. Но я и здесь, как везде, спросил: а отказные дети есть? Да,
      говорят, есть.
      Девочка, которую оставила мать, отказавшись от нее, уже переведена из
      родильного в детское отделение, и я пошел туда. Крошечное существо, от
      роду всего несколько дней. Когда сопровождавшая меня женщина-врач взяла
      девочку на руки, та, не отрываясь, стала смотреть на нее. Просящими, как
      мне показалось, глазами. И все время, пока мы разговаривали, она так
      смотрела. Не отрываясь! С каким-то ожиданием! И когда ее снова положили на
      кровать, она продолжала неотрывно смотреть на эту женщину.
      Потрясающий эпизод без слов. И такие ситуации, представить только,
      происходят по всей нашей стране одновременно тысячами, тысячами,
      тысячами!..
      — А кто мать этой девочки?
      — Пьющая женщина, и у нее уже пятеро детей. В данном случае мать известна.
      Но сколько детей-сирот при живых родителях не знают и никогда не узнают,
      кто их отец и мать!
      У нашего фонда в Морозовской детской больнице в Москве есть центр, который
      мы вместе с коллективом этой больницы создали. Центр для
      детей-«отказников», то есть младенцев из московских роддомов, которых
      матери там оставили, а то и просто бросили где-нибудь на вокзале, в
      мусорном баке. Пятьдесят коечек — и они каждый день заполнены. Дети с
      великого московского перекрестка, оказавшиеся никому не нужными!
      — Страшные слова — «отказник», «отказные дети»...
      — Страшные. Кошка, когда хозяин собирается утопить ее котят, защищает их,
      прячет. А тут мать сама бросает свое дитя в мусорный бак. Или даже
      убивает. Недавно я узнал цифру — каждый год более тысячи детских убийств
      совершается собственными родителями.
      — Прощения такому ужасу быть не может. Но до какого же состояния должны
      быть доведены люди, чтобы на это пойти!
      — А какой ужас несет в своей душе ребенок, если он подкидыш и родителей не
      знает? Поразительно: когда к этим совсем маленьким детям, живущим до трех
      лет в Доме ребенка, входит незнакомая женщина, они все хором кричат:
      «Мама!» А когда входит мужчина, кричат: «Папа!» Хотя никто их этим словам
      не учил. Так откуда у них это? В генетике, наверное.
      Или, допустим, ребенок помнит отца и мать, но по какой-то причине
      становится сиротой. Или на его глазах один из родителей убивает другого,
      таких фактов множество. Словом, маленький человек в этой жизни все чаще
      становится не просто свидетелем, а участником катастрофы. И как ему после
      этого жить-то? Кто его поймет и защитит?
      И вот, обретаясь в этом мире, сталкиваясь с этими реалиями, видя этих
      детей, я в свое время почувствовал: надо сделать для них нечто большее,
      нежели получается за письменным столом.
      — Однако далеко не у каждого такое желание возникает.
      — Для меня это связано с необходимостью оставаться человеком, как бы ни
      было трудно в нынешней жизни. Вывел себе такую формулу. Когда человек,
      маленький или взрослый, плачет потому, что ему больно, это говорит только
      о том, что он живой. А когда человек плачет потому, что больно другому,
      это говорит о том, что он человек.
      Так давайте оставаться людьми! А если плачешь потому, что другому больно,
      то хочется ему помочь. Из этого стремления, не только моего, но и всех,
      кто встал со мной рядом, возник Детский фонд.

      Чужое горе как свое
      — Тогда, насколько я помню, рядом с вами встали очень многие в Советской
      стране. Вы сами не раз говорили, что ваше начинание мощно поддержал народ.
      — Так и было. Достаточно оказалось одного-двух выступлений по телевидению
      о создании фонда, как к нам буквально со всей страны посыпались деньги.
      Причем я с удивлением обнаружил, что первыми откликнулись отнюдь не
      богачи. Почти каждый день мы получали огромные почтовые мешки с корешками
      переводов на 10,100 рублей, и это — от пионеров, пенсионеров,
      домохозяек... Да, суммы переводов были невелики, но когда десять миллионов
      человек отправляли нам хотя бы по три рубля, сумма получалась весомая.
      Например, это позволило всем детдомам Советского Союза подарить полторы
      тысячи автобусов и грузовиков. Замечу, что сегодня такое не в состоянии
      сделать даже государство. Сразу разукрупнили группы в домах ребенка, где
      на 20—30 младенцев приходилось две нянечки. Созданным при детдомах
      попечительским советам передали 150 миллионов не «деревянных», а
      полновесных советских рублей. Вот таким было наше начало.
      — А потом? Что из сделанного за эти восемнадцать лет особенно дорого вашей
      душе?
      — Дорого по-своему всё. Потому что ведь все это — на благо детей, жестоко
      обиженных. Вот я упомянул созданный нами центр для малолетних «отказников»
      в Морозовской больнице. Туда поступают малютки, про которых ничего
      (буквально ничего!) не известно. Ну что можно сказать про такого ребенка?
      А мы теперь нашли, что можно сказать. Нам удалось приобрести дорогостоящее
      современное оборудование, которое с помощью медико-генетических анализов
      позволяет составлять первую генетическую «биографию» младенца: какая у
      него наследственность, какие врожденные пороки, отклонения, какая
      предрасположенность и так далее. Это очень много дает для дальнейшей
      индивидуальной работы с каждым.
      — Впереди у такого младенца ох какой нелегкий жизненный путь! И чем ему
      может помочь ваш фонд?
      — Наша мечта, чтобы дети, лишенные домашней заботы, по возможностям своим
      сравнивались с «родительскими» детьми. Чтобы окружены были семейным теплом
      и вниманием, чтобы могли окончить школу и поступить в институт, а потом
      получить работу согласно призванию, и помогает во всем этом такая
      изобретенная нами форма, как семейные детские дома.
      — А чем же они принципиально отличаются от детских домов обычных?
      — Здесь дети воспитываются не в казенном заведении, а в семье. Не хочу
      бросать тень на все «официальные» детские дома — есть среди них просто
      замечательные, и работают там истинные подвижники, многие из которых
      удостоены наград нашего фонда. И все-таки семейный детский дом, как
      правило, по всем условиям для ребенка больше становится настоящей семьей.
      Собственно, и суть-то в том, что семья, вдобавок к собственным детям,
      берет еще пять, десять, а то и пятнадцать, восемнадцать ребятишек, которые
      обретают мать, отца, братьев и сестер. Совсем другая атмосфера, иной быт,
      иные отношения! И по достижении совершеннолетия, когда воспитанник
      обычного детского дома вдруг оказывается один на один с трудной
      самостоятельной жизнью, зачастую именно тут и ломаясь, ребята из семейных
      детских домов связи со своей семьей не теряют. То есть семья для них
      остается семьей, помогая им в дальнейшей учебе, работе и так далее. Ведет
      по жизни!
      — Могли бы привести конкретные примеры?
      — Да великое множество! Сейчас при поддержке нашего фонда успешно
      существуют 368 семейных детских домов, там 2700 ребят.
      Назову хотя бы семью Сорокиных — это в Ростовской области. Через них
      прошло около пятидесяти детей. Подняли и всех на крыло поставили. Девочек
      выдали замуж, мальчиков женили. Теперь с детьми, которых родили уже эти
      дети, их 102 человека! Но, тем не менее, в нынешнем году, 1 июня — в День
      защиты детей, который мы считаем своим профессиональным праздником, звонит
      мне глава семейства и говорит: «Считаю нужным доложить, что мы взяли еще
      двоих младенцев...»
      А ведь они уже не юные люди. И среди тех, кого вырастили, были не просто
      брошенные ребятишки, но и нуждавшиеся в серьезном лечении. Знаю, что
      кое-кому пришлось сделать по десять—двенадцать операций, в Москву их для
      этого привозили, несколько раз во время операций мать давала им свою
      кровь. И вот недавно она приехала к нам с одним таким мальчиком.
      Собирается в армию, от врожденных недугов и отклонений — никаких следов.
      Словом, в полном порядке, а благодарен за это, конечно, вновь обретенной
      семье.

      Услышало бы государство!
      — При всем добром, что ваш фонд для детишек делает, он ведь не может,
      наверное, заменить государство?
      — Разумеется. Мы на это и не претендуем. Как общественная организация в
      таком огромном деле мы способны лишь подставить государству свое плечо.
      Но, к сожалению, очень часто не чувствуем встречной заинтересованности.
      Более того, нередко сталкиваемся даже с противодействием со стороны
      чиновников.
      Те же семейные детские дома. Казалось бы, убедительно доказали свои-
      преимущества. Однако, вы думаете, государственные органы на местах их
      поддерживают? Ничего подобного. Еще и палки в колеса вставляют! Люди,
      делающие такое благородное дело, исстрадались оттого, что их мучают
      бесконечными проверками, оскорбляют недоверием, подозрительностью,
      унизительно требуют счета за каждую буханку хлеба. Проверяли бы так
      государственные детдома, которые в этом гораздо больше нуждаются... На
      сегодня только одна область — Белгородская приняла областной закон о
      семейных детских домах.
      — А зачем нужен такой закон? В чем его смысл?
      — Да хотя бы в том, чтобы деятельность этих людей, творящих воистину
      христианский труд, юридически была признана трудом. Зарплата, стаж,
      пенсия, лечебные — чтобы они имели всё, как положено каждому работнику.
      Нет, пробить такой федеральный закон до сих пор не можем.
      — Какие еще у вас пожелания государству?
      — Я бы сказал так: главное — повернуться наконец лицом к детям. Не на
      словах, а на деле! Поговорить-то у нас любят, заявить о благих намерениях
      — сколько угодно, а вот на деле... Если пособие на детей по-прежнему
      составляет 70 рублей, о чем говорить. И это в то время, когда
      стабилизационный фонд у государства достиг, как объявляют, небывалых
      размеров. Так на кого же тратить эти «лишние» деньги, если не на
      беспомощных детей и стариков?
      — Помню, однажды был всплеск, когда в правительстве вдруг заговорили о
      борьбе с беспризорностью. Вроде бы спохватились. На телеэкране эти речи
      зазвучали. Но — очень быстро и смолкли...
      — Нужна стратегическая концепция защиты детства в нашей стране. Говоря
      современным языком — государственный детский проект, в котором необходимо
      предусмотреть все стороны этого колоссальной важности дела. И как следует
      профинансировать его.
      Начиная с рождения. Вот академик Владимир Иванович Кулаков, главный
      акушер-гинеколог России, свидетельствует: в прошлом году на полтора
      миллиона родов у нас было один миллион 600 тысяч абортов. Это только
      учтенных. Появление первенца многие молодые семьи не могут себе позволить,
      поскольку низвергаются в нищету. А из-за ранних и неудачных (пятая часть —
      до 18 лет!) абортов 7—8 процентов женщин становятся бесплодными.
      Всего же сегодня страдают бесплодием не менее шести миллионов женщин и
      четырех миллионов мужчин, 15 процентов семейных пар. По определению
      главного акушера-гинеколога, это критический уровень. Да так оно и есть,
      коли рождаемость нынче 10,3 на тысячу населения, а смертность —16 на ту же
      тысячу...
      — Уже сколько лет говорится и пишется, что Россия ежегодно теряет почти по
      миллиону человек или даже более, но ведь ничего не меняется к лучшему.
      — Потому я и подчеркиваю: только при комплексном и перспективном
      государственном подходе к проблеме детства можно изменить положение.
      Например, мало разместить хотя бы и всех осиротевших детей в казенные
      детские дома. Ну доводят их тут до 18 лет, а потом расстаются с ними. И
      что же их ждет?
      Некоторое время назад Генпрокуратура проводила проверку в ряде центральных
      областей России, как складываются судьбы детей — воспитанников
      государственных детдомов после выхода в самостоятельную жизнь. Выяснилось,
      что 40 процентов таких ребят попадают в криминальную среду, столько же
      спиваются, 10 процентов кончают жизнь самоубийством. И только 10 процентов
      как-то устраиваются в жизни.
      — Опять трагическая статистика.
      — Еще бы! В советское время существовал определенный механизм социальной
      защиты выпускников детских домов. Например, они могли поступать в высшие
      учебные заведения без конкурса. Теперь же далеко не всегда этим детям дают
      возможность доучиться до 11-го класса школы. Их направляют в ПТУ, а потом
      лишь единицы выбиваются «в люди» — поступают в вуз, находят достойную
      работу.
      При Дзержинском и позднее в Советском Союзе из бывших беспризорников
      вырастали крупные хозяйственники и военачальники, писатели и артисты,
      профессора и академики — например, академик Дубинин, выдающийся генетик.
      Это было нормой. А нынче наш фонд учредил стипендию для выпускников
      детдомов, поступивших в аспирантуру, и таких за все последние годы
      оказалось лишь двое. Абсолютное большинство о вузах уже и не думают...
      — Где же выход?
      — Необходимо всем заведениям для сирот и всем детям, которые учатся в ПТУ,
      обеспечить достойное финансирование, независимо от благосостояния того или
      иного региона. Выделить из стабилизационного фонда деньга регионам на
      жилье для сирот. Гарантировать получение востребованной профессии.
      Законодательно запретить (да, именно так!) любое воспрепятствование
      окончанию сиротами полной средней школы и поступлению в вуз. Все это — как
      минимум.

      Настроение? Печальное
      — Что еще вы хотели бы сказать в заключение?
      — Сказать надо бы много. Но важнее — сделать...
      — Какое у вас настроение накануне юбилея?
      — Настроение печальное. И не может оно быть у меня радостным. Конечно, я
      благодарен Господу, что он дал мне дожить до таких лет, многие мои
      сверстники давным-давно уже ушли. Я ведь из детей войны. Наше поколение
      недоело, недобрало витаминов. Хотя большинство поступили в вузы, и почти
      все мы как люди состоялись.
      — Вот скоро уйдет это поколение, и откуда в будущем узнают, каким оно
      было? Из ваших книг.
      — Я очень рад, что написал дилогию «Русские мальчики» и «Мужская школа» —
      о военном детстве, о том, что нам пришлось пережить.
      Скажу следующее. Тогда во многом было суровее и тяжелее, чем сейчас, порой
      просто нечего было есть, но при всем при том у нас была величайшая
      надежда. Мы жили с крыльями за плечами! С вдохновением! Мы ходили
      голодные, но чувствовали себя гражданами своей страны, и эта страна наша
      тогдашняя нас не бросила. В основном все встали на крыло. Почти никто не
      оказался покинутым.
      Так вот хочется мне, чтобы наше русское, Российское государство всё
      безмерно ценное, что было, восстановило. Потому что без вдохновения трудно
      жить. И нельзя жить без заботы о своем будущем. Россия рухнет, если власть
      всерьез не озаботится судьбой детского мира. Если не повернуться в конце
      концов лицом к своему будущему, его просто не будет!
     

      Беседу вел
      Виктор Кожемяко