Москва, 22.11.2024

Вы здесь: / > Творчество > Интервью > Сердце мудрых — в доме печали

      Интервью Альберта Анатольевича Лиханова

      Сердце мудрых — в доме печали — «Деловой вторник» 13 сентября 2005 г

      Наш собеседник — Альберт Анатольевич Лиханов, писатель, академик,
      председатель российского детского фонда, мудрый и добрый человек

      — В 41-м году вам исполнилось шесть лет. Война отобрала у вас детство. Но
      когда вы выросли и стали писателем, оказалось, что все ваши книги о
      детстве. Значит, оно все-таки было?
      — Было замечательное детство. Но замечательное — не значит благостное.
      Тяготы, слезы, потери отцов, голод. Никто о таких вещах не скажет хорошо,
      но все эти бедствия приучили к осознанию того, что есть совесть, есть
      стыд, есть чувство благодарности. Как забыть доброго человека, добрый
      поступок, как забыть учительницу? Жизнь воспитывала в нас, по-моему,
      особенные качества надежность, товарищество, чувство локтя. Когда у тебя
      есть кусочек хлеба, а рядом два твоих голодных товарища, то понятно — ты с
      ними поделишься.
      У меня есть повесть «Последние холода» — это как раз про голод в тылу. Про
      нашу столовую дополнительного питания, устроенную в Кирове для детей,
      страдающих малокровием, для дистрофиков. И я туда ходил А рядом на улице
      паслись местные ребята, у них не было талонов, которые нам выдавали по
      школам. Эти мальчики и девочки, несмотря на бдительность гардеробщицы,
      проникали в столовую. Вот ты ешь, а они ходят перед тобой, смотрят
      голодными глазами и просят. «Мальчик, оставь! » — и оставляешь, конечно.
      Иногда эти ребята были настолько голодны, что отнимали у кого-то еду. Эти
      слова «мальчик, оставь» врубились в меня навеки.
      Может быть, я идеализирую наше поколение. Оно, к несчастью, уже сильно
      вымерло именно потому, что в войну нам многого недоставало. Никогда не
      забуду, как мама брала меня с собой на донорский пункт, в прихожей
      оставляла мне пальто, заходила в кабинет с нормальным лицом, а выходила
      зеленая, круги под глазами. Потом мы медленно шли к донорскому магазину,
      там на талончик продавали то, что нигде не достанешь — топленое масло,
      что-то сладкое. Мама тут же в магазине давала мне этот кусочек масла в
      рот, чтобы я проглотил скорей. Разве это забудешь?
      — Вы, наверное, были похожи на маленьких старичков?
      — Вовсе нет, мы оставались детьми, у нас были свои простые радости,
      которые мы очень ценили. Кино, например. На детский сеанс дешевые были
      билеты, но и этих денег у многих не было. И вот ребята скидывались на
      билет какому-нибудь одному мальчишке. Он заходил, а когда начинался сеанс,
      открывал в темноте дверь на улицу и целая орава врывалась в зал. Ребята
      залезали под ряды, и ничего нельзя было с ними сделать. Дежурная тетенька
      кричала, но, мне кажется, понарошку. Мальчишки вылезали из-под сидений,
      кто-то подвигался, и всем хватало места. Фильмы крутили долго — месяца по
      два «Свинарку и пастух» по сорок раз смотрели, «Цирк» и «Чапаева» наизусть
      знали.
      А книги! Помню, в читальном зале городской библиотеки было две книжки
      «Трех мушкетеров», одна «Десять лет спустя» и одна «Двадцать лет спустя».
      После уроков ребята из разных школ бежали наперегонки в библиотеку, чтобы
      захватить любимую книжку. И работницы читального зала говорили вот ты час
      читаешь, а потом отдаешь другому, а тот — третьему. Целая очередь была на
      чтение. И я начитался в детстве так, что мне до сих пор хватает.
      А учителя наши! Моя учительница Аполлинария Николаевна с 1903 года
      преподавала в церковно-приходской школе при храме Иоанна Предтечи. В том
      районе Вятки, где стояла эта школа, наверное, каждый пятый был ее
      крестником. Когда я пошел в школу, это была уже обычная начальная школа №
      9. Но старорусский уклад этой школы сохранялся благодаря Аполлинарии
      Николаевне Тепляшиной, Юлии Николаевне Россихиной и нашему директору Фаине
      Васильевне Лютиной. Как нас учили? Двойки Аполлинария Николаевна ставила
      очень редко. Когда видела, что ребенок не тянет, то оставалась с ним после
      уроков и занималась до тех пор, пока он не догонял класс. В 1949 году
      Аполлинария Николаевна получила второй орден Ленина. Вот так в те трудные
      годы старались лелеять учителей.
      К ордену Ленина и деньги полагались. Получив награду, Аполлинария
      Николаевна сказала: «Ребята, я не считаю себя вправе истратить эти деньги
      на себя». Тогда в аптеке без карточек продавали витамин С. И вот утром,
      прежде чем начать урок, Аполлинария Николаевна шла по рядам, и серебряной
      ложечкой каждому в рот клала витаминную горошинку. За ней дежурный нес
      эмалированную кружку с водой, где она споласкивала ложечку. Когда эти
      деньги у нее заканчивались, она добавляла свои, а когда и они исчезали,
      она вот что придумывала мы лазали на сосны во дворе школы и собирали хвою,
      нянечка ее заваривала, а Аполлинария Николаевна с ведром этого отвара
      обходила класс и заставляла выпить каждого по полкружки. Так она спасла
      нас от цинги.
      — Мне рассказывали, что сейчас в каждом классе Вятской православной
      гимназии есть портрет Аполлинарии Николаевны?
      — Да, эта гимназия, учрежденная епархией, городом и Детским фондом, ведет
      начало от старой приходской школы и от моей 9-й начальной школы. Несколько
      лет назад вместе с мэром Кирова мы решили, что должна быть премия имени
      Аполлинарии Тепляшиной для учителей начальной школы. По-моему, это
      единственная премия в России для учителей начальной школы. Сейчас Монетный
      двор готовит лауреатскую медаль, очень красивую. Мы одарим ею всех
      педагогов, кого уже премировали.
      — Лет двадцать назад в одном из детдомов Уфы я встретил Анну Прокопьевну
      Тимошкину — она с 42-го года работала там ночной няней. Причем на фронте
      она потеряла правую руку. Но и дрова рубила, и детей качала... И тогда я
      написал в газете: ну отчего же у нас в стране нет ни одной награды,
      которую могла бы получить нянечка из детдома или санитарка в больнице?
      — Сейчас такая награда есть — это орден Благоверного царевича Димитрия «За
      дела милосердия». Его учредил наш Детский фонд вместе с Патриархом,
      поскольку царевич Димитрий — один из самых почитаемых русских святых,
      покровитель страждущих детей. Первой этот орден 8 лет назад получила
      прачка, проработавшая полвека в суздальском дошкольном детском доме,
      причем 35 лет она стирала руками! Другая женщина 58 лет была поварихой в
      детском доме, и мы ее тоже наградили.
      А в Хабаровске живет семья Марины Игоревны Мининой. Во время землетрясения
      на Сахалине у нее погибли разом отец, мать, брат, племянники и четверо
      собственных детей. Она тоже была под завалом, муж ее достал из-под
      рухнувших плит, но врачам пришлось ампутировать ей обе ноги. Ей дали
      пенсию в две тысячи. И вот эта женщина, столько пережившая и так
      настрадавшаяся, родила ребенка, а потом — второго. Вот такие великие люди
      есть у нас на Руси! А о скольких и мы в Детском фонде не знаем. Наши
      депутаты и чиновники должны были бы им ноги мыть, а они… Когда совести
      нет, все утрачивается.
      — В 1987 году в дни, когда создавался Детский фонд, вы, призывая срочно
      решать проблемы детства, предупреждали: «Завтра уже может быть поздно». И
      это завтра наступило буквально через три-четыре года...
      — Наш фонд родился, наверное, или слишком поздно, или слишком рано. И
      все-таки мы что-то успели сделать в конце 80-х. Некоторые называют те годы
      гибельными, но это было поразительное время! Мои письма тогдашнему
      председателю Совета Министров Николаю Ивановичу Рыжкову доходили
      моментально, а через два дня я получал копию правительственного поручения,
      где были расписаны сроки и ответственные за исполнение министры. А
      отзывчивость народа была такая, что стоило один раз выступить по
      телевидению и несколько раз в газетах, как на нас посыпались со всей
      страны народные пожертвования. Из этих рублевок и трешек сложились такие
      деньги, что мы купили полторы тысячи автобусов и грузовиков для всех
      детских домов СССР! А сегодня столько автобусов и государственная-то казна
      не может купить.
      — Что случилось со сбережениями Детского фонда после реформ и дефолта?
      — Многое удалось сохранить, но до сих пор государство должно нам около
      миллиона долларов. Это те деньги, что были собраны для фонда гражданами
      соцстран и лежали во Внешторгбанке. Нам их так и не возвращают
      — И при этом власти торопятся рассчитаться с Парижским клубом! А вы не
      предлагали президенту и премьеру вложить хотя бы малую часть средств
      Стабфонда в сферу материнства и детства?
      — Обращались, и не один раз, с подробными и аргументированными
      предложениями, но никто, похоже, не читает теперь обращения общественных
      организаций. Они просто не доходят до власти. Между тем такой разрыв между
      обществом и властью губителен для страны, он подтачивает власть, а
      общество делает равнодушным. Когда люди стучатся в дверь раз, два, десять,
      двадцать пять, а им не открывают, то они плюют и занимаются только своей
      собственной шкурой. И никакие хоровые исполнения гимна здесь не помогут.
      — Но, Альберт Анатольевич, вы же недавно получили премию президента и у
      вас была возможность обо всем Путину прямо сказать.
      — Эту премию еще не вручили, хотя она за 2003 год. А с президентом я
      виделся пять лет назад, он вручал мне орден. Тогда я попросил его
      «Владимир Владимирович, примите меня, давайте поговорим о детях». Он
      говорит «С удовольствием». «А как это сделать практический». «Вон видите —
      Волошин, подойдите к нему». Подошел, мне предложили позвонить через
      недельку. Звонил, звонил, потом письмо написал, на что получил ответ
      сотрудника департамента внутренней политики мол, дела Детского фонда
      одобряются руководством страны, желаем успехов, будьте здоровы. Не думаю,
      что это президент поручил послать такую отписку. Но всем правит
      чиновничество.
      — Сейчас много говорят об Общественной палате, призванной хоть как-то
      сократить пропасть между властью и обществом. Без Детского фонда было бы,
      наверное, странно представить такую палату?
      — Что я могу сказать? Разделяю ваше удивление.
      — В конце 80-х вы резко критиковали тогдашнюю власть, но все познается в
      сравнении... Сегодня тот, советский, уровень заботы государства о детях
      кажется почти фантастическим, недосягаемым.
      — Увы, это так Мы отброшены от показателей тех лет по всем позициям. В
      конце 80-х в России было 600 детских домов, а сейчас их 2100. Количество
      детей-сирот приближается к 800 тысячам, а после Великой Отечественной
      войны было 678 тысяч. Множество остро необходимых стране проектов было
      выброшено в корзину, как только сменилась власть.
      Когда-то Детский фонд разработал идею создания института детской онкологии
      с интернатом для матерей. Было решение правительства — за счет поставок
      газа турецкие строители должны были построить здание института. И стали
      строить, оборудование закупили. Но тут все переменилось Новая власть,
      которую тогда олицетворял Б. Н. Ельцин, контракт отменила. Недостроенное
      здание сейчас разрушается, а дети с мамами по-прежнему теснятся в детском
      отделении онкоцентра на Каширке.
      А что сделали с детскими садами? В Москве, как и по всей стране,
      распродали детские сады. Но столица — богатый город, теперь в Москве
      строятся новые детсады, столичные градоначальники находят для этого деньги
      и силы. А в той же Вятке детей просто некуда девать. К тому же детсадам
      предоставили право выбора ребенка — и они берут, конечно, богатеньких, а
      бедных просто отфутболивают. А сельские школы? Из маленьких деревенских
      школ детей переводят в районные интернаты, и родители стараются
      перебраться к ним, а в районе — безработица. Родители спиваются, целыми
      деревнями страна исчезает с карты.
      Самое страшное бедствие нашего времени — неравенство детей, огромный
      разрыв в их стартовых возможностях. Все дети должны быть равны при любом
      экономическом положении! А у нас с раннего детства огромное количество
      ребятишек начисто лишено хоть какой-то надежды пробиться к свету в этой
      жизни.
      — И это при том, что детей у нас все меньше и меньше.
      — Я могу вам назвать цифру, которая не слышно, чтобы набатно звучала в СМИ
      или на заседаниях правительства. С 1991 года детское население России
      уменьшилось на 9 652 440 душ Вдумайтесь в эту цифру!
      — Мы с вами закончили один факультет журналистики в Свердловске. Когда я
      учился в начале 80-х, вы приезжали к нам, студентам, и мне на всю жизнь
      запомнились ваши слова: «Журналист должен всегда чувствовать на себе
      невидимый белый халат. Он — как врач, девиз у него должен быть тот же: не
      навреди». Что вы сейчас думаете о нашей профессии?
      — Я иногда думаю, что в том, настоящем смысле, журналистики почти не
      стало. То, что в последние годы делают наиболее популярные издания,
      мающиеся «желтухой», — это ведь не настоящее. Даже во времена пропаганды и
      агитации под этой профессией понималось служение высоким человеческим
      целям. Сейчас это только бизнес. Или помните, нас учили жанрам — очерк,
      корреспонденция. А какие сейчас жанры? Донос, понос, не знаю что…
      Созданное СМИ негативное поле страшно подавляет общество. Люди живут без
      надежды — прожить бы день, продержаться ночь. Когда смотришь
      информационные программы — везде об одном и том же, и часто одними
      словами. А вокруг — столько тем, столько ипостасей жизни, про которые
      вообще никто не вспоминает! Глядя в телевизор, трудно понять у нас
      крестьянство есть или нет? А рабочие люди еще где-то остались? Я дивлюсь
      на «героев» нашего времени — это же одни лицедеи. Песни, пляски из страны
      дураков. По трем каналам одновременно зубоскалят и хохочут. Но ведь еще в
      Евангелии сказано: «Сердце мудрых — в доме печали, сердце глупых — в доме
      радости».
      — Вам удалось открыть детские библиотеки в Кирове и Белгороде. Вы что,
      по-прежнему верите в нравственную силу книги?
      — Помните, сколько в стране было ТЮЗов? Теперь их превратили в балаганы,
      гонятся за коммерцией. Кино детское исчезло, студию Горького продают. На
      днях прочитал, что выставлены на продажу издательство «Детская литера
      тура» и типография «Детская книга» Поэтому детские библиотеки — это
      последний оплот, баррикада. Дальше отступать некуда.
     

      Беседовал Дмитрий Шеваров

      P.S. Сегодня Альберту Анатольевичу Лиханову исполняется 70 лет. От нашей
      редакции и многих наших читателей поздравляем с юбилеем замечательного
      писателя и мужественного человека!