Москва, 22.11.2024

Вы здесь: / > Творчество > Интервью > И нам сочуствие даётся.

     Интервью Альберта Анатольевича Лиханова

      «…И нам сочувствие дается, как нам дается благодать» — «Практический
      журнал для учителя и администрации школы» июль 2005 год

      В этом по-тютчевски скромном внешне, а внутри — величественном доме в
      Армянском переулке в Москве соединилась история мысли и творчества одного
      из величайших поэтов-мыслителей России, история сострадания другого
      русского человека, который не смог спокойно видеть боль ее детей России, а
      также история старания еще одного человека — русской женщины, хлопотливой
      матушки Нелли, которая не могла наблюдать страдания якобы неодушевленного
      строения и поселила в него душу.

      Некоторым людям для того, чтобы откровенно и навсегда полюбить родину,
      требуется долго пожить на чужбине. Таков был Тютчев. Далеко не сразу
      осознал он свои добрые чувства к отечеству и любовь к этой неухоженной
      северной стране. Но в один из приездов из Германии в Россию Федор Иванович
      добрался до московского дома своих родителей в Армянском переулке, вошел
      во двор и понял, что ему не достанет сил из-за избытка чувств добраться до
      крыльца. Так и сел среди двора. И может быть, именно в этот момент в душе
      его что-то щелкнуло, как бывает при исправлении вывиха, и встало на свое
      место.

      * * *
      — Доедете до «Китай-города», а потом не идите по Маросейке, она шумная.
      Идите по Большому Златоустьинскому переулку...
      — Бывший Большой Комсомольский, что ли? — мы давно знакомы с Нелли, и
      интонация у нас своя, особая.
      — Ну да. Потом сворачивайте на Малый Златоустьинский, а уж потом по
      Армянскому переулку — к нам.
      Некогда было, и от метро я ехала на маршрутике по Маросейке. Но упрямая
      Нелли Константиновна все-таки повела меня на обратном пути по этим
      вышеупомянутым кривоколенным переулкам московского центра. А все для чего?
      — Вот так ходил от нас до своей усадьбы Матвей Федорович Казаков, когда в
      XVIII веке перестраивал наш дом. В ношеных тапочках, в халате. Близко же.
      Перестроил, годы прошли, потом война 1812 года. Он эвакуировался в Рязань.
      Узнал о пожаре Москвы, в котором многие его творения сгорели, перестал
      есть, лег, сложил руки на груди и умер.
      Люди, которые жили в этом квартале столетия назад — князь Гагарин,
      архитектор Казаков, поэт Тютчев — в ее сознании живые. Эта маленькая
      женщина (ее зовут Нелли Константиновна Кузнецова, она помощник
      председателя Российского детского фонда, директор мемориальной части
      городской усадьбы XVIII в. Гагариных-Тютчевых) и для самого Федора
      Ивановича дом приготовила так, что вот приедет поэт из дальних странствий
      — а все его ждет, все хорошо.
      ...Это сейчас дом по адресу Армянский переулок, 11, напротив гостиницы
      посольства Республики Беларусь, хорош собой снаружи и внутри, покрашен в
      спокойный серо-голубой цвет, а недавно облагорожен бюстом Тютчева во
      дворе. В 1987 г. ничто не напоминало о том, что в 1810 - 1830 гг. в доме
      жила родная семья Тютчева, что живя здесь, 18-летний Федор окончил
      Московский университет и отсюда, из этого двора, уехал на 22 года на
      дипломатическую службу в Баварию.
      Советский детский фонд им. В. И. Ленина въехал в обыкновенное
      «освободившееся помещение». Состояние его было таково, что в некоторых
      комнатах снег валил сквозь худую крышу и не сразу таял на полу.
      После того, как здание поменяло владельцев, здесь был учрежден Дом бедных
      духовного звания. В советское время в доме Гагариных-Тютчевых устроили
      собес имени Некрасова, и, говорят, сюжет Ильфа и Петрова про 12 стульев —
      отсюда. Именно здесь «жил» Альхен и «обитали» мыши-бабушки. А потом, после
      собеса, дом поделили на коммунальные квартиры. Не так давно Кузнецова
      получила из Японии «совершенно невероятное», по ее словам, письмо от
      русского художника-эмигранта. Он начертил план коммунальных квартир,
      которые были в этом доме, нарисовал, где что стояло, а кроме того, назвал
      всех жителей коммуналки.
      Первые полгода работники Детского фонда не подозревали, что дом осеней
      памятью о Тютчеве, что здесь бывали Карамзин, Жуковский, Чаадаев,
      Вяземский... Потом об этом им успел рассказать Юрий Нагибин. И началось не
      восстановление — возрождение Дома.

      * * *
      Но если придерживаться исторической правды, новая история этого дома
      началась не в Москве, а в Кирове. И как разруха прежде всего поселяется в
      головах, а не в жилищах, так и острая мысль о необходимости перемен
      поражает вначале разум одного совершенно конкретного человека — а не
      Политбюро, думу, администрацию, мэрию и другие известные многоголовые
      структуры.
      Самое интересное, что этим человеком оказался профессиональный журналист.
      Не хочу сказать ничего дурного о своих собратьях, но функция у нас
      совершенно определенная: сообщить новость, при публицистическом порыве —
      забить в колокола и, в общем-то, забыть, потому что уже куплен билет в
      другую командировку. "Благодаря статьям рано и поздно что-то изменится в
      обществе, а в советские времена, бывало, менялось и немедленно под страхом
      положить на стол партбилет (и вместо него поиметь волчий).
      Альберта Лиханова не устраивало это «рано или поздно». Ему надо было
      немедленно и в масштабах страны.
      В 1959 г. он закончил университет и вернулся на родину, в Киров. Однажды к
      ним в «Кировскую правду» пришла воспитательница школы-интерната. А, как
      известно, у Никиты Сергеевича Хрущева, имевшего много завиральных идей,
      появилась еще одна — образовательная идея. Он хотел поголовно всех детей
      поместить на воспитание в школы-интернаты, чтобы дети пять дней в неделю
      были в школе, ночевали там, чтобы за ними следили врачи, чтобы у них были,
      кроме учителей, еще и воспитатели. И только в субботу чтоб они уходили
      домой, отдыхали с родителями выходные и в понедельник снова возвращались.
      «Идея завиральная потому, — говорит Лиханов, — что она не учитывала
      главного в любом человеке — семейного общения. Семья должна была быть
      выброшена как институт из воспитания начисто. Или, скажем так, отодвинута
      в дальний угол».
      В Вятке особо активно стали строить школы-интернаты. Посетительница
      сказала: «Все дети у нас уходят в субботу домой, а мне дали первоклашек —
      ребятишек из детского дома, и вот они смотрят, как расходятся все дети, и
      у меня сердце сжимается от того, как они смотрят. Им хочется уйти домой.
      Семья им нужна. Я написала письмо, пусть бы всех этих детей взрослые люди,
      а добрых людей у нас много, брали на выходные».
      Письмо было опубликовано. На следующий день образовалась многосотенная
      очередь людей, которые захотели взять домой этих детей. По конкурсу
      отбирали лучших из лучших, и всех детей раздали.
      Детское счастье продолжалось недолго. За одной девочкой не пришли, за
      другим мальчиком... К концу учебного года только двоих ребятишек из
      класса, а их было человек 20, усыновили, взяли в семьи.
      Мероприятие завершилось, но «сюжет» не выходил у Лиханова из головы. Он
      стал ходить и ездить по разным детским домам. Как так? Война давно
      миновала, и было непонятно, почему дети оказываются в детдоме и, чаще
      всего, в стесненных во всем, а то и бесчеловечных обстоятельствах. Вот уж
      стал Альберт Анатольевич редактором молодежной газеты, вот утвердили его
      собкором «Комсомольской правды» в Новосибирске, вот — уже в Москве —
      главным редактором журнала «Смена», а тема все не отпускала его. После
      сотен встреч Альберт Анатольевич поставил явлению диагноз: полное
      государственное забвение «государственных» же детей. Их спасали, по сути,
      только шефы. Нормативы в детских домах были чудовищны: ребенку полагалось,
      например, всего две пары х/б носочков в год.
      Но сколько бы Лиханов ни размышлял вслух то в ЦК комсомола, то в ЦК КПСС,
      сколько бы ни рассказывал, все кивали, сочувствовали и ничем горю детскому
      детдомовскому не помогали.
      Помог ответственный работник ЦК КПСС Виктор Васильевич Прибытков, и то не
      сразу. Он сейчас в Счетной палате, а тогда был помощником секретаря ЦК
      Константина Черненко. Лиханов приходил к нему несколько раз, убеждал, а
      Прибытков, человек душевный, внимательно выслушивал, но в Центральном
      комитете была такая жесткая структура, что просто так дать ход делу было
      невозможно.
      Но главное было сделано: партийный функционер не забыл о страданиях
      Лиханова, который пытался помочь страдающим детям.
      Воцарение престарелого Черненко после смерти Брежнева многими в советском
      обществе было воспринято с разочарованием: хотелось перемен. А Лиханов
      этот момент до сих пор вспоминает как момент победы после многолетней
      утомительной битвы:
      — Витя Прибытков мне буквально на другой день после избрания Черненко
      звонит и говорит: «Ну где ты? Я тебя ищу. Быстро садись и пиши записку в
      ЦК партии». А записку в ЦК партии я, редактор «Смены», мог написать только
      с согласия ЦК комсомола. Хорошо, что тогда первым секретарем был Борис
      Пастухов, я рассказывал ему обо всех этих делах раньше, и он в ответ на
      мою просьбу сказал: «Давай». За ночь я написал записку из 45 пунктов,
      отвез Прибыткову. Через сутки он мне звонит и говорит: «Я тебя поздравляю:
      есть поручение генерального секретаря Алиеву (а Гейдар Алиев был первым
      зампредом Совета Министров СССР) подготовить новое решение ЦК и Совета
      Министров по этому поводу». Проходит еще некоторое время, меня зовут к
      Алиеву. Кстати, у меня об Алиеве сохранились самые добрые воспоминания как
      о человеке чрезвычайно государственном и душевном.
      После долгих, нудных, но очень необходимых, если бьешься за полную победу,
      согласований, было принято на высочайшем уровне то самое постановление о
      детских домах, за которое Лиханов бился ни больше ни меньше 26 лет.
      Поскольку Альберт Анатольевич журналист и писатель, он не смог себе
      отказать в удовольствии написать о долгой истории своей победы и
      опубликовал целую полосу в «Литературной газете».
      Прошло совсем немного времени, и к власти пришел Михаил Горбачев. И вдруг
      Лиханова, уже известного защитника детей, снова позвали в Кремль — его
      хотел видеть Николай Иванович Рыжков, председатель Совета Министров СССР.
      В канцелярии предупредили: «Подготовьтесь, чтобы все материалы по детству
      у вас были». Николай Иванович встретил Лиханова на пороге сталинского
      кабинета. Вместе с женой Людмилой Сергеевной Рыжков слушал про положение
      детей в СССР 3 часа 40 минут. Такого приема Лиханов не припомнит. Ни до,
      ни после.
      В одном из писем в ЦК КПСС у него было предложение воссоздать детский фонд
      имени Ленина, который был создан в 1924 г. на съезде Советов, посвященном
      памяти Ленина. Главной его целью стала борьба с беспризорностью. В 1938 г.
      фонд закрыли в связи с полной победой Советской власти и ликвидацией
      беспризорности.
      К середине 80-х годов у детства Страны Советов появились более глубокие,
      скрытые проблемы: на фоне слишком даже беззаботного детства благополучных
      детей углубились страдания ребят больных и лишенных родительской заботы.
      Государство не справлялось. И фонд был создан.
      С независимым, между прочим, бюджетом. Государство не дало ни рубля (тот,
      первый детский фонд имени Ленина жил на проценты с десяти миллионов
      золотых рублей, выданных советской властью). Деньги дал народ. Лиханов
      опубликовал номера счетов, и... Однажды они с женой просидели полдня,
      разбирая огромные мешки с почтой, заполненные банковскими счетами и
      почтовыми переводами, где детской рукой могло быть написано: «Я хочу
      помочь мальчику, который живет где-нибудь в детском доме, вот посылаю пять
      рублей, которые копил на мороженое»...
      Нелли Константиновна Кузнецова и в «Смене» была помощником Альберта
      Лиханова. Когда он позвал ее в Детский фонд, она не сомневалась ни
      секунды. Ленинградка, все детство проведшая в Эрмитаже и в доме Пушкина на
      Мойке, она в конце концов узнала тютчевский дом. Ей открылась красота
      анфилады на втором этаже, она восхитилась чудом консервации средневековых
      боярских палат более поздней каменной оболочкой и увидела сквозь руины и
      наслоения роскошный каминный и строгий итальянский зал с внутренним
      храмом. И стала искать лучших специалистов, которые были бы достойны
      возродить тютчевский дом.
      Одна из первых пришла Елена Валерьевна Степанова, архитектор-реставратор,
      которая восстанавливала Ивана Великого и Опекунские палаты...
      — Я дважды, — говорит Кузнецова, — посетила ее выставку на Воздвиженке и
      написала ей письмо: «Лена, вы удивительный человек. Я поражена размахом
      Вашей деятельности. Скольким историческим зданиям вы дали продление
      жизни...» Она 15 лет восстанавливала наш дом. А потом сказала: «Нелли
      Константиновна, теперь я вам его оставляю, развивайте».
      О художнике-иконописце из Софрина Марии Кутовой здесь говорится вообще с
      придыханием — такие иконы для фонда написала!..
      А пять лет назад пришла сюда еще одна красивая русская женщина — высокая,
      белокурая. Она попросила Кузнецову, чтобы та взяла ее на работу в этот
      дом: «Я здесь вышла замуж, родила двоих сыновей, схоронила родителей и я
      хочу сюда вернуться». Ирина Гуровна Рязанцева до сегодняшнего дня очень
      помогает дому: любит мыть хрусталь, например. Мало того, когда Нелли
      Константиновна уехала отдыхать в Овстуг, где находится восстановленное
      ныне покойным Владимиром Даниловичем Гамолиным родовое имение Тютчевых,
      Рязанцева позвонила и сказала: «На коленях прошу, возьмите меня с собой, я
      и там помогу». Она вымыла там, в мемориальном доме Тютчева, пять люстр,
      выкрасила бюст Тютчева, который стоит рядом с сельской школой, устроенной
      Марией Федоровной Тютчевой-Бирилевой, убрала в доме и ни копейки денег не
      взяла. Сказала: «Примите от меня в дар».
      — Мы ходили с ней на могилу Гамолина, — рассказывает Нелли Константиновна,
      — и она видела, как я плакала и говорила: «Что же ты тут улегся, Владимир
      Данилович, на кого ты нас бросил...» Мы ходили домой к Гамолину и пили чай
      вместе с его вдовой Анной Сергеевной. А когда случился Беслан, и наш фонд
      помог его детям и взрослым и мы решили устроить фотоотчет, Ирина Гуровна
      вновь помогала мне — шила декоративные шторы. Она вообще выполняет все
      поручения деликатно и грамотно — в контексте этого дома».
      Однажды Нелли Константиновну попросили принять немку из Баварии. Тоже
      высокая, красивая, уже не очень молодая, она очень плакала. Выяснилось,
      что она в Баварии, на берегу озера Тегензее, живет в доме Амалии Крюденер,
      которой, как многие считают, Тютчев посвятил романс «Я встретил вас». И
      ухаживает за ее могилой. Женщина плакала потому, что приехала узнать, есть
      ли память о Тютчеве в России, и очень боялась, что нет. А выяснилось — что
      есть.
      В каминном зале тютчевского дома висит скромная доска: «Имена граждан и
      организаций, которые в 80—90-е годы XX в. внесли материальный и духовный
      вклад в восстановление «Городской усадьбы XVIII в. кн. И. С. Гагарина»,
      Москва». И перечислены эти имена: Наталья Ильенкова, Елена Степанова,
      Валерий Витошнов... Московский колледж художественных ремесел, Евгений
      Пархаев (Софрино)... певица Ирина Архипова, протоиерей Николай Соколов...
      Только Н. К. Кузнецова в списке не упомянута. Такое бывает. Не захотела.

      * * *
      Я познакомилась с Детским фондом в самом начале 90-х годов, когда в его
      названии еще присутствовало слово «советский», ныне вынужденно измененное
      на Российский. Тогда были развернуты мощные программы помощи детям,
      пострадавшим в результате Чернобыльской катастрофы. Дети, количество
      которых исчислялось тысячами, на время, на месяц-полтора, улетали за
      границу, чтобы стать чуточку веселее и здоровее. В 1988 г. был проведен
      специальный пленум в Белоруссии, создали центр детской радиологии в
      Минске, и Советский детский фонд выделил средства.
      Затем главной задачей Детского фонда стали операции на сердце для тех
      детей, которым в то время не могли помочь российские врачи. 550 операций
      были сделаны бесплатно в США — во многом благодаря помощи доброго человека
      Курта Вейсхаупта и других американцев. Теперь проект перенесен в Россию.
      Организовано в Москве лечение более 500 детей Чечни, в том числе и
      раненных на ее искалеченной земле.
      За 5 лет существования Советского детского фонда сиротство в СССР
      сокращалось ежегодно. Потом процесс пошел вспять. Фонд создал систему
      семейных детских домов, за что ему в этом году была вручена премия
      президента Путина в области образования. В России сейчас 368 семейных
      детских домов. Тысячи детей выведены из детдомов государственных. При этом
      люди брали не меньше пяти детей-сирот в свою семью. Одна женщина в
      Ростовской области взяла двух ребят с волчьей пастью и заячьей губой.
      Одного ребенка вообще из мусорного бака вытащили. Маленького, брошенного.
      Их новая мать дважды давала им свою кровь во время операций у себя в
      станице. Мальчики выросли. Абсолютно нормальные дети. В Ставропольском
      крае один семейный детский дом брал только таких детей. И девочку, полную
      красотку, там только что выдали замуж. (В прошлом году я, кстати, была на
      Ставрополье и случайно узнала, что отделение Детского фонда проводит там
      заметные благотворительные операции, привлекая для этой работы сотни
      школьников: пусть учатся добру.)
      Особая боль — Беслан. Туда сразу же выехали доверенные психологи фонда.
      130 ребятишек и 50 взрослых благодаря их усилиям прошли курс особой
      психологической реабилитации. Бригада провела тренинг местных психологов и
      подготовила их к подобной работе. И деньги туда были посланы.
      Детский фонд живет по скаутскому девизу «Ни дня без добрых дел». А уж День
      защиты детей считает особенным. Ежегодно 1 июня фонд привозит в Москву на
      бесплатный спектакль и обед в лучших ресторанах детей-сирот и инвалидов. В
      этом году привезли 10 тысяч детей-сирот из 27 регионов России.
      — Что такое для этих детей поездка в Москву? — говорит Лиханов. — Не
      просто сенсация, часто — переворот. Этот день для ребенка может быть
      поворотным в его судьбе. Мы хотим, чтобы они увидели, какая бывает разная
      жизнь. И что благополучие — достижимо. Все зависит от вас, говорю я им.
      Постарайтесь. Хорошо учитесь, не валяйте дурака, не машите на себя рукой.
      И все будет в порядке.
      А. А. Лиханов, академик РАО, лауреат Госпремии России, пытается отвести от
      российских детей еще одну современную беду — бездуховность. Его
      учебно-методический комплект «Уроки нравственности» (10 видеофильмов и
      книга) уникален. С писателем беседуют Патриарх Московский и всея Руси
      Алексий II, физик Ж. Алферов, кардиохирург Л. Бокерия, муфтий Равиль
      Гайнутдин и другие выдающиеся личности. Комплект имеет гриф Минобразования
      РФ и его может приобрести каждая школа.
      — Я всегда исповедовал следующее, — продолжает он. — Дети — это не столько
      государственная забота, сколько родительская, человеческая. Прежде всего
      родители должны отвечать за ребенка. А вот каковы родители, каково их
      материальное благосостояние, как у них мозги устроены — за это отвечает
      государство. А если не хочет отвечать за тех людей, которые бросают
      сегодня детей, получает себе на горб вот эту величайшую ношу. После Второй
      мировой войны у нас было 678 тысяч детей-сирот. Сейчас 709 тысяч, по
      госстатистике. По нашим представлениям — не меньше чем 720—740 тысяч.
      Дети-сироты и дети, лишенные попечения родителей. Брошенные дети. В 1991
      г. у нас было около 900 детских домов. Сейчас 2100. Как исправить
      положение? Нужна, на мой взгляд, система типа макаренковской — слегка
      военизированная, «призакрытая». Был у меня здесь Сергей Кужугетович Шойгу,
      я с ним на эту тему говорил, правда, уже несколько лет тому назад. И мне
      кажется, Может быть, на меня обидится Шойгу, но это вот та самая
      подходящая военизированная структура, которая могла бы часть беспризорных
      детей на себя принять. Во-первых, он сам предрасположен к этому.
      Во-вторых, у него есть ресурсы, на мой взгляд. Если бы государство дало
      ему такое поручение, это было бы замечательно. А пока очень хорошо, что
      нынешний министр обороны дал разрешение воинским частям держать у себя на
      довольствии детей-сирот. Есть сержант, который посматривает за ребятами,
      командует ими, как отец, это все равно что семья. Военная структура
      способна поправить детей. Да, жестко, без соплей, как говорится. Но тут
      есть возможность не потерять детей. Это — главное. В некоторых регионах
      всех выпускников детдомов повально списывают в ПТУ. До монетизации, до
      этих реформ, все ПТУ были на федеральном бюджете, и деньги туда приходили
      исправно. Теперь ПТУ начнут закрываться, уже закрываются, а дети-сироты,
      которые там имели государственную поддержку, ее лишатся. И это будет еще
      один импульс к криминализации нашей страны.
      Лиханова никогда никто не называл и не назовет душкой, милейшим человеком
      и своим парнем. Он злой и жесткий, возможно, потому, что много видел зла,
      много чувствовал и, главное, запоминал. Да ведь не всем быть незлобивыми!
      Кстати, именно благодаря милейшим душкам с харизмой в придачу в стране
      рождаются и продолжаются безобразия. Для переустройства общества история
      рождает других. Кто-то назовет их злопамятными. Пусть. Они простят. Лишь
      бы у страдающих людей из совсем других категорий общества не оставалась в
      душе злая память о мачехе-стране. Лиханов всегда был вне «компании» и
      потому мог успешно противостоять ей. В сентябре ему 70, теперь уже не
      исправится. Человек, который без сомнений идет своей дорогой, по
      определению одинокий путник.
      Этот одинокий путник нашел себя в доме Тютчева. Так вот и получилось, что
      в этом по-тютчевски скромном внешне, а внутри — величественном доме в
      Армянском переулке соединилась история мысли и творчества одного из
      величайших поэтов-мыслителей России, история сострадания другого русского
      человека, который не мог спокойно видеть боль ее детей России, а также
      история старания еще одного человека — русской женщины, хлопотливой
      матушки Нелли, которая не могла спокойно наблюдать страдания якобы
      неодушевленного строения и поселила в него душу.
      — Я часто задаю себе вопрос, — говорит Нелли Константиновна, — как
      случилось, что русский гений, мыслитель, философ, политик, поэт Федор
      Иванович Тютчев вдруг в XX—XXI веке стал покровителем современных детей.
      Да, мы восстановили разрушенный дом, «развили» его, определили его
      мемориальность, сюда приходит много школьников на экскурсии. Но чудо — не
      это. Чудо в том, что все 18 лет существования РДФ Федор Иванович незримо
      присутствует здесь и действительно покровительствует дому. Ведь сколько
      было развернуто здесь медицинских и иных программ помощи детям, столько
      произошло событий, столько встреч... Мне всегда хотелось, чтобы кто-то
      пришел из журналистов и написал не о том, что тут было, когда здесь жила
      семья Тютчевых, а о том, что же с Тютчевым происходит после его смерти.
      Помните? Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется, и нам
      сочувствие дается, как нам дается благодать...
      И Кузнецова заметно подчеркнула голосом это слово — сочувствие.
     

      Татьяна Корсакова, журналист