Известный писатель, лауреат Государственной премии России и многих международных премий Альберт ЛИХАНОВ 23 года возглавляет Российский детский фонд, который создал вместе с единомышленниками, а также Международную ассоциацию детских фондов и Научно-исследовательский институт детства. Большая часть его жизни была посвящена тому, чтобы наши маленькие сограждане как можно меньше испытывали болей и бед, с ранних лет жили в атмосфере добра и ощущали себя личностями. Альберт Лиханов много для этого сделал и сегодня считается самым авторитетным экспертом во всем, что касается мира детства. 13 сентября Альберту Анатольевичу исполняется 75 лет. Накануне юбилея он побывал в гостях у журналистов «Трибуны».
– Альберт Анатольевич, вы как-то сказали, что четыре года вашего детства, когда вам было с 6 до 10 лет, вели вас через всю остальную жизнь. Чем для вас были наполнены эти годы?
– Можно, я все-таки начну не с тех четырех лет, а с 13 с половиной лет, которые провел в кабинете, где мы сейчас беседуем? Тогда я был главным редактором журнала «Смена». И мне очень приятно, что сейчас здесь находится редакция «Трибуны» – газеты, которую люблю и к которой отношусь с большой симпатией. Идея Детского фонда родилась именно в этом кабинете. Все, что было до того, – молодость, поскольку в «Смену» я пришел в 30 с небольшим, а сейчас приплываю к берегу 75-летия. Моя трудовая биография уместилась всего в несколько строчек: перед «Сменой» работал в ЦК ВЛКСМ, собкором «Комсомолки», до этого – литсотрудником в областной газете и редактором кировской молодежной газеты.
А еще раньше было детство. Четыре года, которые вы упомянули, – война. Эти четыре военных года действительно оказались в основании моей жизни. На нас в детстве легла беда – мы голодали, рано взрослели, многие ломались и погибали, тогда в мальчишеском мире было много хулиганства, воровство, бандитизм. Взрослые преступники использовали для этого детей, оставшихся без родительского призора. В нашем классе учились 40 ребят. Половина, а то и две трети из нас получили «похоронки». Все происходившее тогда во взрослом мире касалось нас, формировало, воспитывало наше поколение. Среди нас не было потерянных ребят. Все знали: надо учиться. Поступая после школы в техникумы и вузы, мы быстро взрослели, обретали профессию и возможность состояться. Сама жизнь нам внушала чувство уверенности в завтрашнем дне: все в твоих руках, независимо от твоего социального происхождения, только вкалывай. Мой отец – слесарь, мама была медицинским лаборантом. Без всяких связей я поступил в университет, учился, работал… Но сейчас дело совершенно другое! По словам столичного мэра, в Москве полно выпускников вузов, которые не могут устроиться на работу. Распределения в вузах сейчас нет, нет и планирования того, сколько и каких обучить специалистов и куда их девать.
Мой родной город Киров был славен в советские времена своей «оборонкой». Сейчас его заводы еле дышат, а 11 тамошних «новодельных» вузов шлепают специалистов, которые никому не нужны. Мне кажется, у ребят сегодня утрачивается чувство уверенности и своей необходимости.
– В чем главная проблема детства сегодня и какой должна быть, на ваш взгляд, детская политика государства?
– Прежде всего, должна быть, как я уже сказал, востребованность подрастающих людей. Если человек не знает, куда ему деться, на кого учиться, зачем учиться, – это ужасно. Сейчас у нас сменились некоторые приоритеты. В далеких райцентрах, поселках, маленьких городах, в которых живет большинство народа, люди пьют, и у детства нет перспективы. Это самое печальное. В 1991 году в нашей стране было 40 миллионов детей. Сейчас 27 миллионов. Мы потеряли за годы реформ 13 миллионов маленьких граждан. И дело не только в демографической «яме», а в нежелании народа «плодить нищету», в социальной неуверенности огромных человеческих масс.
Посмотрите, что происходит с отношением взрослых к детям! Цитирую президента Медведева: в 2008 году в нашей стране подверглись насилию 126 тысяч детей. Из них 1914 убиты, и часто – собственными родителями. В 2009 году 110 тысяч детей подверглось насилию. Убито больше 1000. Телевидение у нас любит сенсации другого рода: ребенка вернули из Соединенных Штатов Америки, ребенок погиб в американской семье... Да, это трагедия. Но я приведу такую статистику: за годы реформ отдано на усыновление за границу 80 тысяч детей, из них 50 тысяч в США. За все эти годы там произошло 19 криминальных историй. У нас же больше тысячи убивают ежегодно – на протяжении двадцати лет! Какие мы можем претензии предъявлять американцам? Тем более что им в первую очередь отдают больных детей, детей-инвалидов.
Мне кажется, что наш народ за эти годы тихо перековался, изменился в худшую сторону. У нас отношение к детству лишилось убежденности, что дети должны быть подзащитны, что дети – привилегированный класс. Сегодня собственное дитя можно угробить и не сильно за это по-страдать. Думаю, это – национальная трагедия.
– Кто виноват? И что с этим делать?
– Я не склонен винить во всем власть. Если бы и винил ее, то только за то, что она не подает сегодня доброго примера – позитива. У нас есть прекрасные примеры того, как люди спасают детей. Но важно, чтобы об этом говорило самое влиятельное средство массовой информации – телевидение. Нужно создать дух приоритета – политического, общественного и нравственного приоритета нации в отношении к детству. Наш фонд в 1988 году организовал систему семейных детских домов. Люди берут детей на воспитание. Истории потрясающие… Например, муж и жена Николенко – мелиораторы в Краснодарском крае – создали семейный дом. У них 26 приемных детей. Всех старших подняли на крыло, они получили образование, одна девочка закончила консерваторию. А теперь глава семейства выдвигает идею строительства семейной деревни, в которой будет дом для каждого выросшего ребенка и его уже собственной семьи. Вот кому надо бы дать низкопроцентный кредит лет на 20. Ведь семья эта достойна преклонения и с лихвой выполнила обязанности государственного заведения, где на 26-то детишек было бы столько же и работников! В семейном детском доме люди считались государственными работниками, воспитателями детского дома, получали зарплату, социальный пакет. Но сейчас в государстве другая тенденция: закрывать детдома, раздавать детей в приемные семьи. Около 90 тысяч детей, по нашим сведениям, раздали. С началом кризиса сократилось поступление налогов в администрацию районных центров – и муниципальная власть стала с задержками платить деньги приемным родителям. А то и вообще не платить. Взрослые, в своей массе соблазненные деньгами, а не добродетельностью и идеей самопожертвования, детей стали возвращать. В 2007–2009 годах около 30 тысяч детей вернули обратно. А поскольку почти все детские дома уже разогнали, а часто и продали, идет переуплотнение тех, что остались. Дети-то за что страдают? Их взяли – а потом сказали: «Идите обратно!» Это – что, государственное решение? Нет!
Мы об этом предупреждали: на страницах «Трибуны» в двух номерах печатались мои материалы под названием «Ямщик, не гони лошадей!» против поспешного закрытия государственных детских домов и массовой передачи в семьи – это ведь дело штучное, а не стахановское, поскольку приход в семью, часто при живых и где-то блуждающих родителях – сложный и длительный процесс. То, что раньше называлось воспитанием, педагогикой.
Говорил я тогда и об опасности поспешного закрытия малокомплектных сельских школ. Убежден: чтобы сберечь деревню от вымирания, надо сохранять школы, фельдшерско-акушерские пункты, строить церкви – создавать условия для прироста народа в деревне. Когда закрывают малокомплектную сельскую школу, детей свозят, как правило, в райцентр, в село, где есть интернат, где дети не только учатся, но и живут. Но ведь это полусиротство! В общем, я не вижу конструктивных решений власти в таких сложных и абсолютно государственных делах, как судьбы детей-сирот.
– Большую часть нынешнего лета в России шла война с огнем и дымом, а также с нашей собственной безалаберностью. В этой войне есть пострадавшие дети. Ваш фонд принимает участие в их судьбе?
– Да. Только что, например, два грузовика с товарами фирмы «Проктер энд Гэмбл», которые она нам передала, пришли под нашим флагом в Нижний Новгород. Наши доноры привезли товары первой необходимости, средства личной гигиены. Мы объявили в прессе наш счет для сбора пожертвований.
Сейчас работаем над тем, чтобы помочь детям-погорельцам, той же Нижегородской области, зная, сколько их и какого они возраста. Как обычно, распределяем гуманитарную помощь адресно, конкретным людям, с помощью специально подготовленных людей, волонтеров.
– У нас так много общественных организаций, которые занимаются детьми, что, казалось бы, все уже должно быть в идеальном состоянии… Насколько велика, по-вашему, роль общества в решении проблем детей и насколько эти организации способны что-то делать?
– Это для меня болезненная тема, потому что когда мы создавали в 1987 году по решению партии и правительства Советский детский фонд, мы были первые и единственные. Нам не перепало от государства ни рубля, но нас поддерживал народ, мы получали сотни и тысячи переводов на маленькие суммы и могли на эти деньги многое делать. Например, провели операцию «Слепые дети» – создали бригады офтальмологов, включили туда невропатологов и педиатров и эти бригады разослали за свой счет по всем интернатам для слепых детей. Оказалось, что 3 тысячи ребятишек нуждаются в немедленных глазных операциях. И мы прооперировали в первый же год тысячу детей! Это конкретное, касающееся одной категории детской инвалидности, дело. Сегодня мы не можем этого сделать, потому что изменилась вся конструкция нашего устройства, офтальмологические центры, которых стало гораздо больше, носят коммерческий характер. Интернаты как были в системе образования, так в ней и остались, и часто не пересекаются с системой здравоохранения. Для того чтобы подобное сделать, нужны консолидированные средства, а их нет. Буханка благотворительного хлеба какой была, такой и осталась. Но сейчас ее растаскивают на кусочки множество общественных организаций, в том числе посвящающих себя детству. Когда мы выступаем с воззванием, знаем, что параллельно просят о помощи и другие общественные организации. Состязательность в благотворительности возможна. Но она должна быть смягчена и поддержана властью.
Что касается Российского детского фонда, то у нас 75 отделений в России. Мы сохранили детские фонды во всех бывших советских союзных республиках. Там профессиональные люди, умеющие работать. Мы делаем сообща замечательные программы. Например, у нас есть программа, адресованная бедным семьям. Закупаем коров и раздаем самым нуждающимся. Первая же родившаяся телочка передается следующей такой семье. Образовался своеобразный пул. Удалось создать разбросанное по стране, но целое стадо Детского фонда. Помощь народу должна быть конкретной. Вот еще маленький пример. Во время землетрясения на Сахалине почти полностью погибла большая семья Мининых, включая четверых детей. Остались только муж с женой – причем ей пришлось из-за полученных травм ампутировать обе ноги. Детей и родственников у этих людей не осталось. И они от такой жизни запили. Однажды безногая жена говорит мужу: «Мы так с тобой погибнем, нас могут спасти только дети». И эта женщина с ампутированными ногами родила сначала одного ребенка, а потом и второго! Мы этим детям установили стипендии Детского фонда до их совершеннолетия… Добились, чтобы мать наградили орденом, и по совести-то, это и есть победа жизни над смертью…
У каждой общественной организации должно быть что-то свое. И чем более специализированная у нее программа – тем лучше. И, конечно, нужна координация этих усилий в масштабе страны. А когда все скопом бросаются на одно дело – на пожар или на абстрактную помощь детям вообще, ничего толкового, мне кажется, не выйдет.
– Каким делом Детского фонда вы больше всего гордитесь?
– Больше всего горжусь семейными детскими домами. Мы создали в Советском Союзе 500 таких семейных детских домов. В России их было 368. Пара взрослых в среднем брала по 10 детей. В государственной системе призрения 90 процентов брака, из сиротского дома ребята часто выходят в никуда, становятся повзрослевшими сиротами, но такого статуса, как известно, не существует. А тут они попадали в руки семьи, и даже когда вырастали – все равно были в этой семье. У нас есть по-настоящему великие люди, истинные радетели детства. Но их похвалят раз в году в День семьи – и все! Эти люди не становятся национальной гордостью. Жалко, что позитив спасения детей в нашей стране не востребован. Думаю, что это один из наших идеологических провалов. Обществу нужна нравственная идея. Без этого нельзя. Для чего мы живем – для денег, что ли? Ну, накопил человек эти деньги, а потом помер. Куда эти деньги девать? Вот американские миллиардеры Баффет и Гейтс решили своим детям оставить по 10 миллиардов, а оставшуюся часть своих состояний – огромные суммы – отдать на благотворительность в Америке. Масса богатых людей последовали их примеру. Слушайте, да это ведь социализм! Империалистический социализм, как я его называю. Заработали, сами сыты, а лишнее – отдайте! А у нас? Сколько ни хапают – все мало.
– Какая нам необходима национальная идея?
– Я думаю, она очень простая. Это любовь к детям и почтение к старости, защита малых и старых. Начало и конец жизни, когда человек или еще слаб, или уже слаб, – на этом должно быть сосредоточено внимание людей. А оно порушено!
Национальная идея деньгами быть не может. И получение высшего образования, знания языков, для того чтобы слинять за границу, – тоже не может быть такой идеей. Национальная идея – мы сами и продолжение нашего рода. Так я думаю.
– Бытует мнение, что духовность нации может спасти Церковь. Однако истинно верующих сейчас не стало больше, чем во времена, когда она запрещалась. Способствует ли, на ваш взгляд, сегодня Церковь сохранению семьи и благополучию детей?
– Наш Фонд поддерживает с Церковью достаточно тесные отношения, прежде всего в том, что касается детских приютов. Есть, скажем, в Павлово-Посадском районе Московской области Никитский храм. Тамошний настоятель отец Амвросий создал при храме детский корпус, где работают самоотверженные молодые монашки с высшим образованием. Туда, к примеру, привели девочку, которую соседи подобрали возле тела умершей бабушки. Мама – гуляка, находится неизвестно где. У этой пятилетней девочки не было даже свидетельства о рождении! Так вот, верующие приносили и приводили в этот храм найденных ими брошенных детей. Отец Амвросий их обихаживал, кормил, поил… Но местные власти возмутились: дети у нас по закону могут быть только в государственном учреждении или в семье! Прокуратура требует отправить этих детишек в госучреждения. СЭС, пожарники тоже высказывают претензии. Ну, мы их защитили, Патриарх Алексий вмешался. Теперь как будто изменилась обстановка. Такое служение Церкви надо поддерживать и защищать.
Я за то, чтобы Церкви была предоставлена важная социальная роль. Но сегодня для многих посещение храма стало формой проявления нового цинизма, когда поставят свечки, выйдут за дверь – и тут же кроют матом. Это ужасно… И, конечно, уповать на одну Церковь в сохранении и обретении духовности нации нельзя. У нас ведь получается так: одной рукой мы с утра до ночи развращаем народ посредством, например, водки, казино, «телеящика», другой рукой молимся на храм, чтобы он повлиял на людей, сломанных дьявольскими, но подконтрольными же государству способами. Надо приходить к какому-то общему знаменателю! А то, что в нашей стране нет управления нравственной жизнью общества, – это точно.
– Вы – известный писатель и публицист. С какими литературными достижениями вы пришли к своему 75-летию?
– У меня нынче вышло пятнадцатитомное собрание сочинений для детей и юношества – крупным шрифтом, с цветными иллюстрациями. Издательство «Терра» в качестве приложения к «Огоньку» выпускает еще одно собрание сочинений в семи томах. «Художественная литература» издает двухтомник избранного. Санкт-Петербургский университет профсоюзов публикует сборник моей публицистики и выступлений перед студентами. И издательство «Просвещение» – книгу «Дети без родителей», где собрана моя проза на тему сиротства. Так что много всего! Но я бы предпочел один четырехтомник, вроде того, что выпустила к моему 50-летию «Молодая гвардия». У него тираж был 150 тысяч. А здесь тиражи скромные, да их нужно еще и продать. Тогда же, при 150-тысячном тираже, за моими книгами стояли в очереди…
– Вы по-прежнему верите в нравственную силу книги?
– В нравственную силу книги очень верю. Но не верю в потребителя, который лишен нравственных желаний. Наш фонд выпускает 5 журналов, в числе которых «Путеводная звезда. Школьное чтение». Тираж его около 10 тысяч. Мы получаем много писем от его читателей. Письма из Читинской, Иркутской, Белгородской областей… Письма бывают очень толковые. И вся моя надежда на Россию провинциальную, на глубинку, куда вся централизованная мерзость еще не дошла, где живут эти ребята под приглядом своих родителей, может быть, и Церкви, и учителей.
Народ наш необъятен. В нем много добрых начал. И начала эти прорастают из детства. Я в это верю.
