Москва, 22.11.2024

Вы здесь: / > Творчество > Интервью > Альберт ЛИХАНОВ: "Помоги другому – помогут тебе"

13 сентября Альберту Анатольевичу Лиханову исполняется 75 лет. Накануне своего юбилея писатель, бессменный председатель Российского детского фонда ответил на вопросы редактора отдела культуры газеты «Вятский край» Николая Пересторонина

Кому верить? Себе!

- Альберт Анатольевич, с юбилеем вас! Правда, боюсь, мы уже опоздали с поздравлениями: в одном из июльских номеров “Литературной газеты” вышла статья “Где начало того конца” Льва Аннинского, который, анализируя ваш роман “Слётки”, и поздравил одним из первых вас с юбилеем. Причем довольно своеобразно: сначала дотошно разбирая образы литературных героев — майора Хаджанова и русских братьев Бориса и Глеба, затем делая вывод: “все, что с нами происходит, происходит сначала в наших умах и душах, а уж супостат извне не замедлит, да еще спасателем себя объ­явит...”, потом собственно поздравляет и завершает статью словами: “Будем держаться”.
Часто литературные критики поздравляют вас таким образом? Как складываются ва­ши отношения с критикой и критиками вообще? Почему чаще всего в центре внимания критики оказывается именно роман “Слётки”? И всегда ли в оценке тех или иных ваших произведений ваше отношение к ним совпадает с оценкой литературных критиков, читателей?
- За поздравление — спасибо. Что же касается критики, то её смысл и значение сильно снизились, на мой взгляд. Раньше любое, не только печатное слово, но даже общее острое суждение вызывало в обществе шквал откликов, дискуссии, разговоры на кухнях, наконец, реакцию властей. По выступлениям печати принимались решения, меры, так и писалось — “о мерах, принятых в связи с такой-то статьей”... Сейчас газеты и журналы похожи на переполненные сосуды: льётся негатив, чаще всего — правдивый, болезненный, пора, кажется, меры принимать, но...
Порой мне кажется, что отклик читательский ушел во всевозможные блоги, где можно сказать всё, что хочешь, и в выражениях самых неблагозвучных. Блоги стали неким социальным громоотводом — мол, мели, Емеля, твоя неделя, однако Емеле никто не ответит, а если и ответит, не значит — сделает... На громоотводы смахивают и периодические СМИ, разве что федеральные каналы телевидения тщательно стерилизованы и выпускают общественный пар в строго назначенном направлении...
В общем, все стало жестко регламентировано. Если же говорить о критике, то она отошла в сторону и того социального и культурного значения, которое несла, теперь не имеет. Так сказать, забава для узкого круга специалистов или тех, кого она касается, — писателей, художников, деятелей театра, кино... Но не народа! А жаль!
Что касается моего романа “Слётки”, то статья Льва Аннинского в “Литгазете” — вторая его публикация на эту тему. Первой была огромная статья в журнале “Дружба народов” в шестом номере за этот год. Обе работы, конечно, не могут не перекликаться, но журнальная фундаментальнее, основательнее.
В чем причина интереса, вы спрашиваете? Ну мне, автору, сложно об этом судить. Хочу верить, что в “Слётках” удалось зафиксировать реальное состояние подрастающих детей: невостребованность, никомуненужность, а если нужность, то не тем силам и смыслам, чем должны быть наполнены поколения. Вещь разноэтажная, не буквалистская, мне хотелось, чтобы читатель не только задумался — а думал, искал, стремился... Увы, мы живем в эпоху стремлений, часто мнимых, и достигнутый успех — не всегда успех подлинный, чаще — ложный. И вот вопрос — что делать, как быть тем, кто вырос и подошел к порогу взрослости... Весной в Санкт-Петербургском гуманитарном университете профсоюзов, где я избран почетным доктором, состоялась конференция-презентация романа, и почитаемый мной Даниил Александрович Гранин, читавший вещь еще в рукописи и давший немало полезных советов, высказался предельно точно: мы привыкли, читая те или иные сочинения, к ясности, к выводу, к определенности, а эта книга этого не дает — она заставляет думать.
Во всяком случае, “Слётки” вышли тремя изданиями, готовятся переводы на другие языки. Посмотрим, как сложится дальнейшая судьба романа. Книги для писателя — как дети, и судьба моих детей мне небезразлична.
Оценки критиков, как и вообще всё, бывают разными. Вовсе не обязательно чтобы они были дружелюбными, но всегда, мне кажется, должны быть разумными, по возможности — глубокими, еще лучше — конструктивными. А что может сделать писатель-то? Он уже свое сделал — написал, напечатал... Терпи. Мне не раз доставалось от так называемой критики, особенно в прежние времена. И тогда, и сейчас существуют в культуре определенные кланы. “Литературка” прикладывала мою “Высшую меру”, а Виктор Петрович Астафьев напечатал о ней восторженную статью. Кому верить? Себе!
- Жара и в Вятке побила все рекорды. А в Москве нынче и пожары еще прибавились, смог. Удалось ли поработать или вы метеонезависимы? Что сейчас на письменном столе, что уже в издательстве, какими новыми своими книгами еще удивите нас, порадуете?
- Спрашиваю об этом потому, что книги писателей-земляков до Вятки добираются редко, если что-то и удается приобрести, то только на встречах с писателями в вятских библиотеках.
- Жара действительно была убийственная, и нынешнее лето для работы пропало. Временем я дорожу, поэтому обидно. За всю свою жизнь подобного не упомню — разве что на Кубе. Однако и совсем уж пропавшими прожитые месяцы этого года признать не могу. Нынче побывал на Чукотке, потом в Эстонии, дальше на Ямале, затем в Санкт-Петербурге. В конце концов в Польше, в Гданьском университете, где во время Тринадцатых Российско-польских культурных чтений состоялся “круглый стол”, посвященный моим сочинениям.
Но главное всегда — книги. И вот тут у меня действительно небывалые именины. Издательский, образовательный и культурный центр “Детство. Отрочество. Юность”, кажется впервые в книжной практике, выпустил моё собрание сочинений для детей и юношества в пятнадцати томах. Все тома — крупным шрифтом, с цветными иллюстрациями. Особенно я рад тому, что эти книги придут в детские, школьные и иные библиотеки моей родной земли.
Издательство “Книговек”-«Терра” в виде приложения к “Огоньку” издает еще одно моё собрание сочинений — в семи томах. “Художественная литература” предполагает выпустить “Избранное” в двух томах, издательство “Просвещение” — том “Дети без родителей”, а издательство Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов — том моей литературы, публицистики, включая выступления перед студентами этого вуза и на знаменитых международных Лихачевских чтениях — “Сострадательное наклонение”. И пусть никто не позавидует этому. Помните, Лев Толстой сказал: “В России надо жить долго”, намекая, что все приходит с годами и с трудом.

Потоки милосердия

- Бессменный лидер Российского детского фонда, неустанный защитник обездоленных и безнадзорных детей, вы мгновенно среагировали на ситуацию в Южной Осетии, занялись решением проблем детей южноосетинцев — были гуманитарные грузы, другая помощь. Прошло два года — помощь все еще нужна? Или потоки милосердия можно направить в другую сторону? И где она, эта сторона? Где сегодня наиболее остро нуждаются в помощи, во внимании?
- Что касается детей Южной Осетии, то мы третий год исполняем эту программу. В две тысячи восьмом году быстро собрали всех сирот из Цхинвальского интерната, который был непригоден для жилья, в Подмосковье, в наш детский реабилитационный центр, и каждый год привозим их сюда на восстановление. Под Новый год везем туда четыре — шесть тысяч подарков — каждому школьнику республики. Создали там свой Детский фонд. Инициировали строительство нового здания Цхинвальского интерната, там будет зал Детского фонда — и база своего рода, и социально-информационный центр.
А перед этим был Беслан, еще раньше — “Фронтовые дети” Чечни. А еще раньше — дети Чернобыля и армянского землетрясения. Сейчас — новое бедствие, пожар, многие дети лишены элементарного, и мы объявили новую программу — “Детям-погорельцам”, вот на днях два двадцатипятитонных грузовика с элементарными социальными грузами — шампунем, мылом, подгузниками, которые передает нам компания “Проктер энд Гэмбл”, пойдут в Нижний Новгород. Компания эта хорошо помогала нам в южноосетинских событиях, и вот теперь — продолжение.
Хочу обратить при этом внимание на одну деталь. Свои “пожарные” счета открыли все регионы, где горело, что естественно, открыл наш фонд, что традиционно. Но зачем это делать партиям? На мой взгляд, это чистой воды неразбериха, конкуренция в сфере благотворительности, которая создает условия для так называемой вселенской смази. Все отметились! Но кто довел дело хоть до какого-то конца?
В Южную Осетию тоже кидали многие — не так, правда, бурно. Не буду ставить все под сомнение, скажу только, что, может быть, Детский фонд — это единственная организация, вручавшая помощь семьям — штучно, адресно, с получением документов, с копиями паспортов и свидетельств о рождении — в собственные, без передачи, руки пострадавших. И компании, поддержавшие нас, ценят именно это — предельную чистоту и конкретность помощи. В этом заключен профессионализм. Многие иные — и партии, и Общественная палата — такой практикой не обладают. Пойдет дублирование — в одни руки помощь от трех, от пяти адресатов, радость, переходящая в недовольство и все иное, что помощь эту извратит.
- Готовясь к интервью, нашел в Интернете сообщение о том, что Российский детский фонд собирает средства на реставрацию Дома-музея Паустовского. Важность этого шага не вызывает сомнений, но завершилась ли акция удачей, достаточно ли организаций откликнулось, были ли частные пожертвования? Реставрация уже идет? Завершается? И почему именно Паустовский?
- Вот-вот! Это маленький, но более чем конкретный пример эффективной помощи, сугубо индивидуальный и очень сердечный проект. Дело в том, что задолго до всех этих пожаров в Тарусе подожгли Дом-музей Паустовского. И хотя власть на мои запросы — министру внутренних дел и губернатору Калужской области — ответила отписками, дескать, произошло самовозгорание, даже неопытному школьнику очевидно, что это не так и властям просто не хочется заниматься розыском. Дело в том, что сначала загорелся штакетник (в мае!), потом ворота, огонь перекинулся под крышу. Когда пожарные сделали своё дело, “в живых” остался только рабочий кабинет писателя. И, по счастью, не пострадали оба жильца этого до­ма — приемная дочь Паустовского Арбузова и его зять — знаменитый писатель Железников, автор “Чучела”.
Ремонт  стоит два миллио­­на рублей. Мы объявили сбор средств. Около семисот тысяч собрано (на начало августа). Деталь наиважнейшая: этот дом-музей частный — принадлежит семье. Поэтому тарусские власти выделяют двадцать тысяч (!) рублей. Зато самого доброго слова заслуживает глава Агентства по печати и массовым коммуникациям (Роспечать) Михаил Вадимович Сеславинский. Он не только перевел тридцать тысяч из личных средств, но и обратился к ведущим издательствам страны с просьбой помочь Паустовскому, и мы уверены, что дело это сделаем.
Но что же Детский фонд вкладывает в эту акцию, какой смысл? Прежде всего заботу о сохранении русской, советской классики, возможность вновь и вновь напомнить людям о бесценности и, увы, бренности материальных культурных ценностей, достающихся нам от прошлого. Классику надо беречь, да еще такую, как Паустовский, но даже от него в школьной программе осталось две-три сказочки — не самое главное, что он написал.
А реставрация к концу лета завершится, она идет на средства частного кредита. Эта история — один из рядовых фактов работы Детского фонда. У нас около три­д­цати программ, а это одна акция. И пользуясь случаем, еще раз приглашаю кировчан, вятчан поддержать Паустовского точно так же, как детей-погорельцев или больных детей.
Он тоже тяжело болен. Как больна наша классика, которая вымарывается из сознания новых поколений. Нет ничего страшнее неграмотных, бессердечных, равнодушных поколений. Для России, если это состоится, настанет кома: полужизнь, полусмерть.
- Кстати, Альберт Анатольевич, в прошлый ваш приезд в Киров был свидетелем, как в библиотеке для детей и юношества вашего имени вы во время своего выступления мгновенно организовали сбор средств и губернатор Никита Юрьевич Белых откликнулся первым, вложил деньги, а потом и сопровождавшие его лица прибавили свои. Наверное, не было случая, чтобы кто-то отказывал в такой ситуации... А вообще — вам отказывают? Как складываются ваши отношения с властью вообще и с кировской властью в частности?
- Я верю во всякого человека, кто не предал свое дело, Россию, друзей. Я верю и в тезу, которую не сам выдумал, но которой следую: человек становится богаче не тогда, когда он получает, а когда отдает. Что касается губернатора Никиты Юрьевича Белых, то нетрудно заметить, с какой ревностью он встретился, приехав сюда. Во-первых — возраст, во-вторых — чужак. Я люблю наш вятский народ, но он, как, наверное, всякий народ, не только работящий, страдающий, простодушный, но и ведь еще и хитроватый, и не всегда старательный, и не очень-то самоотверженный. Впрочем, я приношу свои извинения — оценивать весь народ не дано никому, а мне уж тем более: я сам такой же. Но терпения нам точно не хватает. А потом многие эти качества олицетворяет ведь не сам народ, а, как всегда, его представители, находящиеся где-то неподалеку от власти и дышащие ей в затылок.
Не знаю — за что следует не любить молодого губернатора? По крайней мере, он открытый. Он не зачисляет во враги всякого, кто ему сказал что-то поперёк. Помогать ему надо! Рассказывать о Вятке, он же не всё знает еще. Сотрудничать! А самое главное — другого варианта не видать. Сесть в сторонке, осуждая да свидетельствуя? Разумно ли — сомневаюсь.
И вообще — время идёт. Не только идёт — проходит. Я исповедую простую мысль: жить не теряя времени и постараться успеть за единицу времени сделать как можно больше.
Конечно, у всякого дела есть предел износа и возможностей. Но вот, честно прикидывая, что должен сделать сегодня губернатор, да еще такой страны, как вятская, примерно представляя систему взаимоотношений с верхами и низами, бедствиями накопленными и предстоящими, я внятно говорю себе: я бы с этим не справился. Вот, может, с этой, сугубо личностной, точки зрения и надо оценивать Никиту Юрьевича Белых: я  бы справился? Многое станет очевидным.

Как нам обустроить детство?

- В одном из интервью, говоря о ювенальной юстиции, вы заметили: “Православная церковь разумно выступает против”. А у нас говорят о ювенальных страшилках, мол, не так страшен черт, как его малюют. В чем вы видите угрозу этой новой напасти на детство, почему у нас в России никак не могут обустроить детство, отрочество и юность, создать достойные условия для развития всего юного и талантливого, что есть в этой поре?
- Вы знаете, это слишком серьезная и самостоятельная тема, в таком интервью к ней можно только прикоснуться и все испортить. Я написал подробную статью на эту тему и готов опубликовать её в вятских СМИ. Скажу только, что позиция Российского детского фонда состоит не только в поддержке православной церкви, протестующей против ювенальной юстиции. У нас есть собственная точка зрения, основанная на знании ситуации в мире. Знаете ли вы, что совсем недавно в Париже прошла небывалая демонстрация: 500 матерей, у которых под тем или иным благовидным предлогом отняли их младенцев, вышли на улицу с пустыми колясками?
Мы этого хотим? В основе единства многих православных и светских активистов и нашего фонда лежит протест против юридического извращения Конвенции о правах ребенка, в принятии которой в ООН и ратификации в Верховном Совете СССР я принял самое прямое участие. Извращая её практикой применения, ювенальная юстиция лишает родителей прав на воспитание собственных же детей — парадокс дичайший. Она утверждает: её — даже не государства — право на детей выше родительского. Безумие. И это вовсе не страшилка. Уже есть и у нас дикие примеры такого правосудия. Одна девочка (несовершеннолетняя, лет пятнадцати) подала в суд на раздел двухкомнатной квартиры со своей матерью. Девочка рано вкусила прелести вольной жизни, стала получать за это гонорары. Мать, простая, не очень грамотная женщина, её стыдила, как могла протестовала. Кто-то подучил юную шлюшку, она подала заявление в суд с претензией: мать ограничивает её право на частную жизнь. Квартиру поделили по суду. Девице — однокомнатную квартиру, матери — комнату.
Вот что такое извращенное правоприменение.
В России — свои традиции. Не все блины, что печёт Закон, съедобны у нас. Тех законов, что существуют, более чем достаточно, чтобы защитить права ребенка по-настоящему. Но маловато у нас протестов, когда на детство надвигается истинная беда. Напомню: в две тысячи девятом году насилию подверглись более ста десяти тысяч детей и тысяча сто человек убиты. Причем тут ювенальная юстиция? Это юстиция уголовная!
- Альберт Анатольевич, согласен, разговор об этом надо продолжить. А сейчас о библиотеках хочу спросить — вашего имени. Есть такие в Кирове и Белгороде. Вы одинаково к ним относитесь или существуют какие-то нюансы в отношениях? И потом — Бог любит Троицу, о третьей библиотеке имени Лиханова не подумывали? И где бы она могла появиться, где наиболее остро необходима? Не секрет, что детские и юношеские библиотеки хиреют без внимания властей.
- О Троице в этом контексте не думал, предложений не получал. И не надо. Дай бог справиться с двумя. Конечно, белгородская библиотека могущественнее — ведь она областная. Два года назад мы крепко помогли ей и ещё двадцати детским библиотекам во всех районах Белгородской области. Нашли спонсоров и осуществили проект “Мир детства: грамотность, нравственность, творчество”.
Все эти библиотеки были оснащены компьютерами, домашними кинотеатрами, программами, фильмами, получили сорок тысяч новых книг. В рамках проекта провели сочинение “История моей семьи в истории моего края”. Его написали девяносто пять тысяч (!) детей. В каждой школе было своё жюри — они определили восемь тысяч победителей. Областное жюри выделило пятьсот лауреатов, и мы вместе с губернатором Савченко в актовом зале Белгородского университета буквально несколько часов вручали им дипломы и премии в виде трех книг с единым названием “Заветное” — Дмитрия Лихачёва, Георгия Свиридова и Виктора Астафьева. А потом пятьдесят суперчемпионов приехали в Москву и встретились с самыми знаменитыми представителями искусств. Вятская земля не обходит своим вниманием мою персону, но я мечтаю, чтобы подобные — массовые — действия происходили и здесь. Они на благо детству!
- Лауреаты премии имени Грина (а вы были первым)  встречаются вместе, обсуждают насущные проблемы литературы для детей и юношества, выступают с предложениями, инициативами? Имеет ли право на жизнь некий клуб лауреатов этой премии, который бы работал в период между церемониями награждения? Современное развитие литературы дает ли надежду на то, что круг лауреатов будет расширяться бесконечно долго?
- Ваши мысли и идеи более чем полезны и адекватны обстоятельствам развития нашей культуры. Но кто всё это должен сделать? К тому же Грина тянут в разные стороны — и в Крым, и в Одессу, и в Питер. Требуются определенные, и нестандартные, административные усилия.
О развитии литературы, подпадающей как бы под гриновскую символику. Нынче, как известно, награду получил Сергей Лукьяненко, и в дипломе, который ему вручён, записанo: “За развитие гриновских начал в современной фантастической литературе”. Это достойно звучит и соответствует реальности. Что касается перспектив и вашего намека, не выдохлась ли современная литература, посягающая на право присутствовать под лаврами Грина, то пока кандидаты на лауреатство есть. Как будут развиваться события, покажет будущее.

Их жизнь продлит и нас возвысит!..

- Как меняется город вашего детства, юности, становления? Какие новые любимые места появились в нем для вас? Не исчезли ли старые, дорогие? Что больше зовет вас в Киров: воспоминания, дела, друзья, обязательства?
- Начну, пожалуй, с последнего. Человек ведь жив, пока помнит. Беспамятство расчеловечивает, превращает человека в скотину, а народ — в быдло.
Город, конечно, меняется. Рад появлению театра кукол и не­ожиданно удивлен палеонтологическим музеем в нем. Он мне понравился: история Вятки восстанавливается с доисторических времен. А место строительства театра мы определили когда-то втроем с Вадимом Викторовичем Бакатиным и Анжелием Михайловичем Михеевым. Был ведь даже создан специальный счет для сбора средств на это строительство, и я перечислил на него гонорар за подарочное издание “Чистых камушек” к моему пятидесятилетию. Рад, что хоть и через двадцать пять лет, но театр появился, и надеюсь, что областная детская библиотека имени Александра Грина теперь вздохнет глубоко, расправит плечи в здании, откуда театр выехал. Кроме того, в нынешней Гриновской библиотеке ведь был госпиталь, где в тысяча девятьсот сорок первом году лежал мой раненый отец, там работала лаборантом моя мама, и я в её лаборатории учил таблицу умножения.
Жаль, что в Кирове нет политики сохранения деревянных зданий, как в Томске. Город превращается в новодел: имитация старины, но не подлинник.
А дорогих мест более чем достаточно, и, конечно, скорее старых, чем новых: кладбище, где лежат дорогие мне люди и где знакомых больше, чем в городе, храм Рождества Иоанна Предтечи, где меня крестили, школы, где учился. Ну и, конечно, моя библиотека!
- Год юбилея Великой Победы принес ли вам встречи с новыми интересными произведениями о тех испытаниях, что выпали на долю советского народа? Что в современном искусстве, литературе обнадеживает, печалит?
- В этот год я принял некие внутренние обязательства и наполовину выполнил их. Смысл был таков. Если есть библиотека, носящая моё имя, то сам Бог велел, чтобы имена хотя бы четверых выдающихся и живых писателей получили библиотеки в местах, к которым они привязаны или рождением, или творчеством. Я обратился к властям четырёх регионов — Волгоградской, Воронежской областей, Москвы и Санкт-Петербурга. И вот ровно девятого мая одна из лучших библиотек Волго­града, уместнее здесь сказать — Сталинграда, получила имя Юрия Васильевича Бондарева, одного из его защитников. Чуть позже имя Егора Александровича Исаева присуждено библиотеке в Воронеже. Губернаторы обеих областей были лично вовлечены в эти решения. Я встретился с Валентиной Ивановной Матвиенко в Петербурге — Ленинграде и обратился с предложением присвоить тамошней библиотеке имя Даниила Александровича Гранина.
Московскому мэру направил письмо с предложением — уже в Москве — дать библиотекам имена Юрия Бондарева, Егора Исаева, Даниила Гранина и Бориса Васильева, автора замечательной повести “А зори здесь тихие...”. Это письмо пока крутится по бюрократическим кругам. О библиотеке имени Гранина думают в Питере, а вот две библиотеки уже есть.
В чем моя идея? Троим из четверых этих ярких представителей русской литературы по восемьдесят шесть лет, Гранину — девяносто один. Давно пора нации продемонстрировать свою духовную щедрость и, пока живы наши классики-современники, оказать им эту простую и давно ими заслуженную честь. Это не только их жизнь продлит, но и нас-то самих хоть чуточку, но возвысит.
- У меня на столе эпистолярный дневник Виктора Петровича Астафьева — том, подготовленный к восьмидесятипятилетию со дня его рождения. “Нет мне ответа” называется он. Есть ли ответ вам, Альберт Анатольевич?
- С Виктором Петровичем я дружил много лет — с тех пор, когда он учился на Высших литературных курсах. Мы много раз встречались, однажды он встречал Новый год у нас, бывал и на даче во Внукове, ночевал, так что для разговоров времени было много. Есть у меня и целая коллекция его писем — еще впереди их публикация. Не тороплюсь, потому что бескомпромиссный классик цеплял в них иных, ныне еще действующих. Почти никто не знает, что его пятнадцатитомное собрание сочинений должны были выпустить мы, издательство “Дом” Детского фонда. Были уже сверстаны первые четыре тома — после того как мы с Петровичем нанесли визит Березовскому, который твердо пообещал финансы. Но так и не дал...
Так что Виктора Петровича Астафьева я не только и не просто  люблю, а и почитаю как великого русского классика. Ушёл он, оставив нам роман “Прокляты и убиты” — горькую, даже горчайшую книгу. Её ещё не только не поняли, но даже и не прочли, как произошло с последним романом Леонида Леонова “Пирамида”. Так что вот эти два гиганта ушли, оставив нам неразгаданные тайны — свои последние, очень трудные для понимания, фундаментальные сочинения.
И в этом непонимании астафьевского последнего слова, по моему разумению, и заключена тоска его последнего аккорда: “Нет мне ответа”.
Есть ли ответ мне? Вы требуете слишком буквального, может быть, еще не пришло время для моей финальной фразы. Ощущение, что и мне ответа не будет, существует более чем реально. И история со сгоревшим домом Паустовского, с двумя-тремя непервостепенными его сказками в школьных программах — это не случайный эпизод в череде таких рассуждений. Сбился ритм жизни, утрачивается его смысл, бытие освобождается от духовности — разве это не горечь утрат похлеще военных поражений? Мир скукоживается на глазах. По мере осуществления мечты о доступной колбасе, мы — что же? — теряем “принудиловку” книжного чтения, высокой мечты, полета фантазии и соглашаемся с доктринами чужого кино, что смерть чужого не страшна, а ожесточенность сердца — понятие недотёп?
Мне кажется, что ответом мне может быть только одно — помоги другому.
Бедному, обездоленному, больному. Протяни руку, когда ты сыт, но будет дороже, когда бедный протянет руку бедному.
Не в этом ли заключена великая надмирная мысль о братстве человеческом? Хорошо, даже если и отбросить её:  брататься или не брататься взрослым — это их дело.
А дети? В чем повинны они?
Дети никогда не виноваты. В их бедах всегда повинны взрослые.
Наверное, освободиться от этой вины — и значит помочь другому.
Малому сему.

 

Николай ПЕРЕСТОРОНИН

Опубликовано в газете «Вятский край»