Москва, 20.04.2024
Вы здесь: / > Новости > «ДЕТСКИЙ МИР ВЗЫВАЕТ К НАМ»
12.10.12 — «ДЕТСКИЙ МИР ВЗЫВАЕТ К НАМ»
В газете «Правда» от 12 октября 2012 года опубликовали интервью лидера Детского фонда А.А. Лиханова, посвященное 25-летию Детского фонда.
14 октября исполняется 25 лет со дня основания в нашей стране Детского фонда. Созданный как Советский детский фонд имени В.И. Ленина, теперь он стал Российским детским фондом, а на пространстве СНГ — Международной ассоциацией детских фондов. В день рождения этой организации в Москве, в Колонном зале Дома союзов, состоится Международный съезд волонтёров детства, на который съедутся представители детских фондов стран СНГ и дальнего зарубежья. Накануне знаменательной даты с просьбой рассказать о делах и сегодняшних проблемах фонда я обратился к его основателю и бессменному руководителю, известному писателю, учёному, общественному деятелю Альберту Анатольевичу ЛИХАНОВУ.
Оказывается, мы государству «не интересны»
— «Правда» поздравляет Детский фонд с юбилеем. Для новейшей истории 25 лет неустанной и такой необходимой работы — прекрасный результат!— А я поздравляю «Правду» со 100-летием и, оборачиваясь на четверть века назад, к рождению нашего фонда, благодарю её за огромную поддержку. Именно «Правда» первой опубликовала мои статьи о проблемах детства. И это был тогда как бы прогноз на завтра, словно косвенное предощущение бед, угрожавших нашему бытию. Как известно, детство в Советской стране имело в целом безусловный приоритет. В детство вкладывались колоссальные усилия. Да что там! Я и сам, дитя войны, испытал на себе, что такое, например, воля государства, олицетворённая в облике и поступках окружавших нас взрослых: учительницы, блокадной старушки, советующей в детской библиотеке, что надо прочитать второкласснику; или раздатчицы в столовой № 8 на родине у меня, в Кирове, где нас, «малокровников», кормили дополнительными обедами. В войну к нам в область привезли 40000 детей — ленинградских блокадников. Разместили по деревенским школам, учили с керосиновыми лампами по утрам, а то и с лучиной, но кормили и согревали. Секретари райкомов партии и председатели райисполкомов, на которых столько грязи вылито либеральными историками и публицистами, ещё до рассвета начинали утро с того, что собирали всех, кого можно, и решали: чем отопить дома, где живут блокадные ребята, и чем их накормить. Говорят, когда стали в Ленинград возвращать детей и первый эшелон с ребятами пришёл на тамошний Московский вокзал, женщины, встречавшие своих младших и сами блокаду сдюжившие, встали на колени перед другими, вятскими, женщинами, которые детей спасли, выкормили, выучили и вернули их матерям.
— Да, это была война. Я тоже из тех лет многое никогда не забуду. По-моему, там особо крепкие возникали между людьми связи, очень глубокие и очень человечные…
— Война, может, и есть тот оселок, которым поверяется любая иная, в том числе нынешняя, жизнь. Для кого-то сытая и богатая, а, на мой взгляд, — так очень беднеющая!
— И что происходит у нас сегодня с благотворительностью, в сфере которой вы работаете?
— Сепарация. Одни, часто совсем малозначимые, фонды и фондики государству милы и любезны, потому им нарезают куски пирога, выделяемого бюджетом. Особенно удобны фонды корпоративные, принадлежащие богатым. Сам дал — сам распределил. А есть такие, как мы — без олигархов в активе и без госдотаций. В полном смысле общественные фонды. Наш так юридически и называется «Общероссийский общественный благотворительный фонд «Российский детский фонд».
Я считаю, что ниже нашего достоинства доказывать «социальную ориентированность» Российского детского фонда. Все наши программы говорят сами за себя! Пожалуйста: «Детский туберкулёз», «Семейный детский дом», «Глухие дети» (а в ней выделена программа «Кохлеарная имплантация» — для малышей, родившихся совершенно глухими), «Коровье стадо Детского фонда» (покупаем коров и раздаём особо бедным семьям с детьми; при этом первую же тёлочку мы должны передать следующей семье), «Духовная защита», «Детская библиотека» и так далее… Ну вот, а Минэкономразвития нужны какие-то особенные доказательства нашей социальной ориентированности.
— Как это понять? Что имеется в виду?
— А вот представьте себе: у них есть реестр таких «ориентированных», куда нас не внесли — отказали. Обращение к Совету Федерации не помогло. Да ничто не помогло. Так и хочется сказать: нам указывают «своё» место.
— Значит, бюджетные деньги на благотворительность, и то — своим?
— Разговоры насчёт «прачечных» и в этой сфере бытуют довольно активно. Но я сейчас скажу о том, чем мы озабочены больше всего. В результате ярко выраженного к нам равнодушия профессионально подготовленный, хорошо структурированный и совершенно патриотичный фонд, по сути дела поддерживающий государство, этому государству, оказывается, «не интересен».
Преодолевая все препоны
— Что из сделанного вам особенно дорого?— Начинали мы вот с чего. Разукрупнили группы во всех домах ребёнка Советского Союза. Купили 1500 автобусов и грузовиков для всех сиротских заведений большой страны. Три года подряд посылали медицинский десант в регион Средней Азии и Казахстана на 90 самых жарких дней. Снизили показатели младенческой смертности на 22 процента, а смертности детей второго года жизни — на 55 процентов...
Мы сами разрабатывали программы, сами собирали на них средства и сами их реализовали. Всегда, когда государству было плохо, мы оказывались рядом: вспомню армянское землетрясение, чернобыльские последствия, катастрофу на железной дороге Москва—Челябинск. Ну а потом — новые беды: Чечня, Беслан, Южная Осетия... Привозили детей в Москву, восстанавливали в собственном реабилитационном центре — естественно, всегда для детей бесплатно.
— А какова нынешняя ситуация?
— Крайне тяжёлая. Чтобы в этих условиях что-то сделать, надо сначала собрать средства и уж потом начинать. Вот начали программу «Детский туберкулёз». Ситуация для детства более чем драматическая. Уже 280—290 тысяч детей в год заболевают ныне этой «болезнью бедных». Мы не посягаем на какие-то инициативы в сфере собственно медицинской помощи. Поэтому хотим помочь детям, которые, скажем, по полгода живут в противотуберкулёзных санаториях, склонны к болезни или преодолели её, но им нужна помощь. Чем? Многим помощь нужна самая элементарная, ведь бюджет не может предусмотреть выдачу им, к примеру, личного белья, одежды, обуви. Плохо там со спортинвентарём, новыми книгами. Да и с оборудованием медицинского характера, что, к сожалению, далеко не всегда нам под силу. Но вот кировскому санаторию «Талица» закупили целый комплекс (19 приборов) для физиокабинета, элементарные приборы — раньше-то они тут были 50-х годов изготовления. Сейчас приборы есть лучше, но и дороже, и если бы мы обладали госпомощью, то тут же, конечно, направили бы средства именно на это и в дальние регионы, например на Дальний Восток и в Сибирь, где детский туберкулёз достиг особенно серьёзных «побед».
— То есть, насколько я понимаю, Российский детский фонд готов исполнять государственные социальные заказы на темы общероссийского порядка?
— Именно. Я не устал повторять и повторю снова: нет и не может быть сиротства регионального — хоть вятского, хоть новосибирского, а есть российское сиротство. Нет детского туберкулёза магаданского или ростовского — есть туберкулёз, наша общероссийская боль и забота. А потому, кроме той заботы, которую может — и должна! — осуществить региональная власть, необходима и общероссийская добавка (по-нынешнему, компонента), которую разумно было бы отдать общественному фонду, коим являемся мы.
Вот много шума было по поводу закупок томографов. Воровали все кому не лень. Я считаю, что главная причина того воровства — в децентрализации закупок. Был бы единственный центр приобретения такого дорогостоящего оборудования, дело стало бы подконтрольным и, замечу, гораздо более дешёвым: закупки приобрели бы оптовый характер, и всё обошлось бы без воровства, как раньше, когда была единая государственная закупочная кампания.
Наше предложение, во-первых, не выходит в основном за пределы российского производства мед-оборудования, а во-вторых, оно будет осуществлено благотворительной организацией, по самому закону не имеющей права ни на какие доходы. Ну а всякие «откаты» — это не про нас.
Иногда, грешным делом, приходит такая мысль: а может, потому именно и не входим мы в реестр «социально ориентированных» некоммерческих организаций (НКО)?
— Это понятно, когда на примере одной, но очень болезненной программы вы вскрываете природу взаимоотношений государственных ведомств и общественного фонда. А можно вам обойтись без государства?
— Слов о гражданском обществе истрачено более чем достаточно, но толку мы не видим никакого. За многие-многие годы нам не раздалось ни единого звонка ни с какого этажа власти с вопросом: «Чем вам помочь?» Или: «А давайте сделаем вместе! Дайте ваши предложения». Ни разу! Самому крупному общественному фонду страны! Благотворительному! Вот мы и перешли на практику «малых дел».
Хотя как на это посмотреть. Вот к 1 сентября десятки наших отделений были заняты делами под общим названием «Портфель первоклассника». Тысячи наших бедных граждан не могли отправить малышей в школу: в семьях не хватало даже на школьный портфель, на его содержимое, на школьную форму. И без всякого шума и гама наши отделения выполнили эту работу, сначала собирая деньги, а потом помогая первоклассникам.
Все 25 лет подряд мы открываем на сцене Большого театра — спасибо ему! — Международный день защиты детей. Только в Москву привозим 10000 детей-сирот, инвалидов, детей из бедных семей в этот день, и каждый становится гостем лучших театров столицы, каждый получает подарок, а многие — увы, не все! — обедают в лучших ресторанах. Всё это — на благотворительной основе. Всего же только в этот день не меньше 100 000 ребятишек получают нашу поддержку. Часто просто моральную – например, книжку в подарок. А то и посерьёзнее — бесплатную, например, операцию.
Важнейшей своей обязанностью считаем помощь конкретному — имярек — ребёнку. Ну, например, к нам обратился семейный детский дом из Молдавии: одному из его воспитанников требовалась операция на ноге, а таких там не делают. Только в Кургане делают, в Институте имени Г.А. Илизарова. Нас с Гавриилом Абрамовичем связывали добрые отношения, он по нашему обращению выручил десятки, если не сотни, детей, но… его уже нет. Однако продолжатели его дела оказались достойны памяти учителя: «нашего», «детфондовского» мальчика прооперировали дважды, все «межгосударственные» заморочки мы преодолели, и паренёк уверенно вступил теперь во взрослую жизнь.
— А что такое кохлеарные имплантации, о которых вы упомянули?
— Это самая сложная часть слухопротезирования для детей, рождённых глухими, и мы сейчас это поддерживаем. Операцию надо сделать до 5 лет, стоит она миллион рублей из-за того, что ребёнку вживляются части сложной системы. А она производится в Австралии. Оперирует ребятишек Центр слухопротезирования во главе с профессором Г.А. Тавирниладзе, а мы таких детишек, можно сказать, «отыскиваем», а теперь с помощью «Райффайзенбанка» ещё и обеспечиваем для малыша и мамы бесплатную и неоднократную перевозку.
— Значит, медико-социальные программы занимают в фонде ведущее место?
— К этому нас направила жизнь. Мы когда-то более чем плодотворно осуществили программу «Слепые дети». Врачи-глазники из лучших центров страны осмотрели всех детей в 70 с лишним интернатах для слепых и слабовидящих, дали по каждому заключение, и тысячу детей (из 3000) прооперировали. Но тогда эти операции делались бесплатно. Почему бы не «отдать» нам и этот «сектор»? Медицинская помощь — дело врачей, но «администрирование» проекта, организацию помощи, в том числе транспорт, сопровождение, внимание и заботу, в конце концов всё это могли бы взять на себя мы, Российский детский фонд.
Есть нечто дороже денег
— И всё же деньги ещё не всё?— Конечно, хотя их роль ныне обожествлена. Дороже и важнее денег — нравственная составляющая. Желание помочь. Готовность отдать свои силы в помощь страждущим детям. Почти 25 лет, немного меньше, чем я, работает у нас Любовь Константиновна Крыжановская, директор сразу нескольких наших благотворительных программ. Сама она из Грозного, там могилы ее родителей. Когда началась так называемая чеченская война, дом её разрушили, а она, будучи тогда председателем отделения детского фонда в Чечено-Ингушетии, случайно уцелела и приехала к нам.
Одна из программ, которую Любовь Константиновна ведёт до сих пор, хотя официально она вроде уже и закрыта, называется «Фронтовые дети Чечни». В неё были включены 72 ребёнка, получивших огнестрельные ранения. И это — 72 истории, каждая из которых достойна отдельного рассказа.
Одной из девочек, её зовут Марха, разрывом снаряда оторвало обе ножки. Этим же снарядом убило её маму. И вот мы привезли девочку в наш совместный тогда с Российским фондом мира детский центр протезирования «Стремление». Привезли, устроили — вдруг звонят: малышку надо срочно в инфекционную больницу. Крыжановская летит к протезистам, забирает девочку, везёт в инфекционную, прямо-таки живёт в больнице, пока малышку приводят в правильное состояние, снова перевозит в «Стремление». Эту девочку протезировали несколько раз, и делали это, конечно, врачи, но всё остальное — а это и квота на протезы, и другое лечение, и встречи, и проводы — делала (конечно, не за деньги) наша Любовь Константиновна.
Могу с гордостью признать: большинство наших сотрудников именно такие.
— Честь им всем и хвала! Оглядывая мысленным взором наше общественное поле, нельзя не признать, Альберт Анатольевич, что вы — единственный писатель, да и вообще чуть ли не единственный представитель культуры, который такой поразительный срок — 25 лет! — служит призванию общественному, публичному, организуя множество благих дел самого разного свойства. Для детей и во имя детей! Но вы же писатель. Да и жизнь одна. Как вы соединяете литературу и общественную деятельность в таких масштабах?
— Конечно, это не просто. Но всякому человеку, мне думается, важно слышать собственное требование к себе. Тогда выбор будет естественным. И не надо бояться нырять в глубины жизни. Не той, которую нам преподносят чужеумные экраны и лживые проповедники. Надо, по-моему, просто видеть, что вокруг тебя, и не предоставлять себе такой льготы — отводить глаза в сторону.
Я и раньше-то никогда не был автором розовых историй или волшебных сказок. А три моих последних романа — анализ того, что произошло (и происходит!) с детством под гнётом нынешних «духовных реконструкций». Это романы «Никто», «Сломанная кукла», «Слётки». Дилогия «Мальчик, которому не больно» и «Девочка, которой всё равно» — другой срез и для других возрастов, но эти повести тоже обращены к детским бедам. Как и повесть «Эх, вы!..» и рассказ «Свора», недавно опубликованные в журнале «Наш современник».
Не служил бы я 25 лет детству в фонде, обращённом к детским страданиям, может быть, жил бы легче, проще. Был бы более издаваем, наверное. Хотя жаловаться грех. В последние годы вышли два собрания сочинений, а на ТВ — пять документальных фильмов о семейных детских домах, которые я же придумал.
Знаете, в этом есть огромная — но внутренняя, не внешняя — радость: сначала что-то в жизни придумать, спроектировать, много лет делать практически, а уж потом про это написать, снять, рассказать.
Детский мир страждущих, униженных и оскорблённых взывает о помощи к нам. Нелёгкая, часто скорбная, кремнистая дорога. И её, может быть, не выбирают. Её подают. Как испытание и как благодать.
Газета "Правда" от 12.10.2012 года
