Москва, 21.11.2024
Календарь событий
Вы здесь: / > Новости > Юбилей супруги.
01.07.17 — Юбилей супруги.
29 июня 2017 года у первого диктора Кировского телевидения, супруги Председателя Российского детского фонда Лилии Александровны ЛИХАНОВОЙ - большой юбилей, который по традиции празднуется в Кирове и Москве. В день рождения Лилии Александровны увидел свет альбом лучших ее фотографий под названием "80 мгновений Лилии Лихановой". В этом альбоме представлено не только 80 фотографий, но и три предисловия, написанные мужем, сыном и другом юбиляра. Сегодня мы публикуем текст, написанный Председателем Российского детского фонда Альбертом ЛИХАНОВЫ специально к юбилею его супруги.
Милая моя
Бог ты мой! Мужу написать о жене - какая непростая, даже мучительная, бесспорно-исповедальная задача. Слово сказанное способно ранить и вознести, а написанное - свидетельствовать во временах и пространствах, порой нам и не подвластных.
Да и как же сказать, какие такие выбрать слова, чтобы написать о человеке, о душе его (ее), с которым прожил жизнь - спасибо, Господи! - долгую, никогда не бывшую благостной, тем паче, беззаботной, не ровную в отношениях, но прямую и очевидную целями, смыслом, служением и непреложностью нравственных помыслов.
Мы с Лилочкой встретились в начале жизни, мне было 23, и я только закончил университет, вернулся в родной город, чтобы работать в газете, а ей - 21, и она явилась на экране вятского телевизора.
Директор моей 16-й школы Юрий Ильич Синцов встретил меня на улице Карла Маркса, у китайского домика, напротив «Кировской правды» и поняв, что я дипломированный университетчик журналистского профиля, сразу объявил, что его назначили директором Кировской студии телевидения, и он зовет меня на работу туда. Но в моих, да и всех моих собратьев соображениях, телевидение мерцало весьма неопределенно в сравнении с газетой, да и вернулся ведь я домой по «заказу» и направлению в «Кировскую правду» - тогда - высший информационный авторитет.
- Ну, тогда просто заходи! - воскликнул неунывающий Синцов - посмотришь студию. Телевизор-то у вас есть?
Телевизора в доме моих родителей в ту пору не было, как и у большинства сограждан, и ничего обидного в этом ни для кого не содержалось. Так что я явился в первую же субботу, Юрий Ильич усадил меня в почетное кресло и я уставился в маленький экран монитора, стоявшего у него в кабинете.
На экране явилась девушка, которая сообщила программу, что-то объявила, пошел фильм: чудо не из великих - экран маленький, картинка не впечатляла. Но тут дверь распахнулась и с какими-то вопросительными словами в кабинет вошла та самая девушка с экрана. Была она вполне симпатична, говорила совершенно не по-вятски, без малейшего нашего народного «акцента», что не могло не удивлять, и я, первым делом, подумал, что она не здешняя, не дай Бог, приезжая. И была в ней еще одна особенность: глаза, точнее взгляд.
Люди ведь смотрят по разному. Внимательно и невнимательно. Обиженно и весело. Но чтобы обычный, не тронутый никакими чувствами взгляд был глубоким, доброжелательным, интеллигентным, даже интеллектуальным - это дается свыше, такое не натренируешь и в себе не воспитаешь.
Девушка вошла и вышла, даже, кажется, не взглянув на меня, а Синцов представить меня не сообразил. Ну да ладно, разве это имеет какое-нибудь значение в юные года?
В последующие дни я разглядывал эту звезду на крохотном экране приятельской новинки совершенно индифферентно. Да, говорила она хорошо, совершенно грамотно, как все дикторы Центрального телевидения, что также лично меня совершенно не задевало.
Я выходил на работу 1 августа 1958 года. Разве можно было вообразить, что от этой даты будет исчисляться моя, ни разу не прерываемая работа... Молодость, по счастью, не очень верит в собственную старость... Да никогда туда и не заглядывает.
Накануне этой даты кто-то из приятелей изъявил желание собраться кружком старых, еще школьных знакомых, мальчишек и девушек, и потанцевать под легкое выпивание - тогда не принято было нажираться на радостях. Девушкам рекомендовалось приходить с кавалерами, парням - с девушками.
Привязанности не обсуждались, время женихаться еще не пришло, и я пригласил на вечеринку девушку по имени, которая, как я знал, симпатизировала моему старинному - с детского сада! - дружку: он служил во флоте на Дальнем Востоке. Так что это было скорее как бы товарищеское незабывание, развлекание его пассии, впрочем, ни у кого из троих никаких серьезных отношений не было и не появилось - скорее, знакомство по легкоатлетической секции в юношеской спортивной школе.
Словом, вечеринка началась, и все бы было хорошо, да девчонок оказалось маловато. Разделяя опечаленность других мальчишек, я пошел с ними по предложению одного из них почему-то к телестудии. Там была, по его мнению, у него одна знакомая, еще одна и даже третья. До сих пор не понимаю, что мне-то там требовалось? У меня ведь своя напарница на танцы уже имелась. Но я пошел. Подруг нашего приятеля на объекте не обнаружилось. Зато выглянула в окно та самая, дикторша, Лиля. Она была приветлива, мой приятель звал ее в гости, просто потанцевать, и она, подчёркнуто вежливо, может быть, чтобы из деликатности не послать, по случаю, куда подальше, объяснила, что лично она дежурит весь вечер, скоро начнется кино, ей надо объявить его, словом, освободится она куда как поздно.
Странно, но мы не стали никого больше искать, вернулись в компанию, где не хватало девушек, и как-то приспособились к обстановке. Наверное, девушки просто танцевали-то беспрерывно, без всякого роздыху.
Примерно через часик мы все с тем же приятелем снова двинулись к студии телевидения, благо, была она недалеко. Снова диктор Лилия выглянула в окно и, по-прежнему, приветливо смеясь, сообщила, что работа займет еще не меньше часа.
Когда возвращались снова, что-то во мне включилось - какое-то желание продолжить разговор с девушкой, владеющей такой правильной речью и таким наполненным глубиной взглядом.
Еще через час я опять пошел к вратам телестудии, но уже один, терпение дружков моих утратило смысл. И вот так я оказался один на один со своей судьбой.
Передачи закончились, со студии посыпались ее сотрудники, она вышла ко мне.
Лилочка без конца повторяет свое воспоминание о моей решительности. А я этого не помню. Может, это была и не решительность вовсе, а неуверенность, растерянность, не знание, что делать с телевизионными звездами, когда вплотную приближаются к ним?
Впрочем, я не полагал ее ни звездой, ни дивой - она просто нравилась мне, я пригласил ее на танцы и она согласилась, значит, в облике моем не было ничего угрожающего.
И я взял ее под руку. Взял крепко. Впереди был неосвещенный парк с асфальтированными дорожками, а я все-таки отвечал за девушку и не хотел, чтобы она споткнулась.
В гостях, в закуточке тесной квартирки, я предложил ей вина - белого или красного? Она склонилась к красному, а из выпивки была белая водка - и коричневый коньяк. Я налил ей чашку коньяка. И она ее хлопнула.
Конечно, я был мерзавцем. А она, оказывается, не могла отличить коньяк от вина, потому что не пробовала ни того, ни другого, до того предавгустовского дня.
Мы пошли танцевать.
И вот с того дня мы не то, чтобы без конца танцуем - может, и танцевать-то разучились - но вместе. За исключением разъездов и, пожалуй, больниц, которых выпало нам, пожалуй, слишком много.
Есть такое понятие - однолюб. Хотя оно мужского рода, но распространяется и на слабый пол. Конечно, это почти научная квалификация. А всякие научности не всегда подтверждаются. Но все-таки рискну признать, что я, как и она, моя Лилочка, так строили практику наших взаимоотношений, что указанное понятие вроде про нас.
Значит ли это, что наше многолетнее сосуществование благостно и приятно во всех отношениях? Полагаю, что такого вообще не бывает. Мы и ссоримся, даже крупно, но миримся, понимаем, что друг без друга долго жить не сможем.
Может, и вообще не сможем?
В последние годы к нам - как и ко всем - пришел забавный «южный» анекдот.
Внук-подросток спрашивает у дедушки-аксакала:
- Дедушка, вы с бабушкой так часто ругаетесь! Тебе не хотелось с ней развестись?
Дедушка отвечает:
- Развестись не хотелось! Но - зарэзать хотелось тыщу раз!
Эту притчу придумали, может, и на юге, для акцента, но действует она и на севере, и в столицах отдельных государств, и на жарких островах.
Что я могу сказать про нашу жизнь?
И все и ничего.
Смог написать много книг про иных людей, но не смогу толком рассказать про мою Лилочку и ее страдания. Как, например, в 39 лет меня оперировал великий хирург, и она последующие пятнадцать лет скрывала от меня мой печальный диагноз, пока, баллотируясь в народные депутаты СССР, я случайно не встретился с этим доктором и он не открыл мне правду. Я прилетел домой, позвал Лилочку в спальню, посадил ее на кровать и спросил:
- Ты знала правду?
- Знала, - ответила она.
- Как же ты жила? - спросил я ее, становясь перед ней на колени.
Честно сказать, я и сейчас не знаю до конца, как она живет. Я и сейчас стою перед ней на коленях, зная, что она скучает, когда меня долго нет с работы. И до сих пор не научился преодолевать ее усталость от моих обязательств, моих тревог, моих печалей, которых она с тревогой ждет, и требует разделить с ней.
Становится ли мне легче? Не знаю. Но знаю, что я не один, и я с ней, а у меня есть она, это чудо поразительное.
Лилочка беспримерно добрый и щедрый человек. У нее есть некоторая особенность, с которой не всегда соглашаешься - к посторонним она добрее, чем к своим, хотя она и не обладает в милости своей мерами.
Лилочка - абсолютная интернационалистка, и поэтому горюет о распаде Великой страны с особой страстью. Совершенно вежлива и открыта - не только к друзьям, а и к прохожим, к случайным знакомым из бывших союзных республик: все люди для нее, по-прежнему, по-советски - сестры и братья, а не инородцы, как внушает сама, может, жизнь.
Она не терпит порушений всего, что можно было бы объединить понятием заповедей Христовых, хотя она не относится к числу активных прихожан.
Для нее не существует авторитетов искусственных, создаваемых политикой и практикой жизни, и в то же время для нее нет ничего выше духовных ценностей надвременного свойства.
Она первая читательница моих сочинений и первый их критик, а я никогда ничего не пускаю дальше своего стола, пока не учту ее соображений, с которыми соглашаюсь.
Многое в моих книгах - от нее, через нее, ее сердцем.
А труды, дело, замыслы, борьба, страдания Детского фонда, можно смело сказать, созданы в соавторстве с моей женой.
Разве мало помнить: она потеряла отца, Александра Степановича Зыкина, в 1941 году, в боях на границе, когда ей не было и четырех лет. А мать, Клавдия Ивановна, погибла в 1945-м.
Как будто война поставила в ее сердце две тяжкие отметины, и никогда они не заровняются, никогда не уйдет из ее - и моей! - судьбы непреходящая память войны.
Нет, Лилочка, Лиля, Лилия Александровна не юбилей переживает. А восемьдесят мгновений судьбы. Помните: «Не думай о мгновеньях свысока».
Где уж! Это они свысока-то! Наши мгновения над нами!
Пусть они длятся, милая моя!
