Львиное Сердце, по моему разумению, — сердце не просто отважное, не только решительное, не лишь одолением сильное, но и горечью опыта, данного кем-то если не с небес, то из глубин природных, то есть естественных, безошибочных в точности и верности выбора самого носителя такого сердца. Львиное Сердце представляется мне не лишь одной силой, но и верностью выбору, избранием истины, диктуемой не только своим личным миром, но и мирами иными. Выбором, превосходящим иные воззрения. Не зря же лев — царь зверей. 

Львиное Сердце, дарованное человеку, — это твёрдость в убеждениях, определённая не только личным опытом, но опытом таких же предтеч, это глубинные познания, неведомые большинству, даже обладающему внешней властью. Это, наконец, верность до конца, что становится важным применительно к новым временам, и не только отечественным. Это убеждённость выбора, верность ему, последовательность при любой погоде и природе. Сквозь все тяготы проходящая вера в постигнутую истину. 

Не так-то легко представить себе человека, потерявшего сначала дочь, потом жену, потом сына. Человека, перенёсшего инсульт, выжившего несмотря ни на что, и не сломавшегося, не утратившего своих убеждений, твёрдости своих намерений и намерения эти исполнившего. 

Я знавал Ричарда Ивановича Косолапова с давних времён: члена ЦК партии, главного редактора журнала "Коммунист" — молодого, подтянутого, щеголеватого, почти денди, но в меру, независимого, высоко идущего и даже слегка недоступного. 

Я тоже был редактором двухмиллионного журнала "Смена", входил в число "главных", призываемых в Большой дом на ежемесячные совещания, где нас информировали, ставили в известность, а порой пощипывали или даже "долбали" за того или иного рода ошибки и "недостатки". Вызывали и по разного рода "происшествиям". 

Включить звук

Вляпался в такое происшествие и я. В 1984 году отмечалось 60-летие "Смены", и мы в юбилейном номере по этому случаю решили перепечатать рассказ молодого Шолохова из нашего журнала за 1925 год (первая годовщина). Перепечатать факсимильно, с тогдашними иллюстрациями. Но на полосах журнала кроме рисунков художника к рассказу стояли без всяких подписей микроскопические, в полкоробка, фотографии обложек журнала за первый для "Смены" год издания. И среди них — какой-то командир в будёновке и с пышными усами, в треть оборота к объективу, говорит на Красной площади с подростком в форме. Уточняю ещё раз: это была одна из обложек "Смены" за 1924 год. Мы подумали, что это Будённый, подшивки за тот год у нас не существовало, и мы перепечатали эти страницы, увлечённые Шолоховым. Оказалось, на микроскопической картинке 1924 года — Троцкий. Началась свистопляска, подозрение на засевших в редакции троцкистов, записка генсеку, угрозы самого печального наказания, и тут меня вызывают в агитпроп Большого ЦК ознакомиться с резолюцией генсека. В кабинете завсектором печати Наиля Биккенина, который позже перейдёт в "Коммунист", мне дали ознакомиться с документом "из рук в руки". Тут же зашёл Ричард Косолапов, похоже, уже знавший, в чём дело и даже чем закончится — всего-то заседанием Секретариата ЦК ВЛКСМ, и, разглядев моё измученное лицо, сказал что-то вроде: "Терпи, парень, терпи!" 

А я им привёл свой единственный, мне казалось, убедительный и логичный аргумент: в редакции из почти 40 человек ни один не мог видеть "потрет лица" Троцкого просто "по возрасту": в старых изданиях они были замалёваны или вырезаны, а в новых не печатались не одно уже десятилетие. 

Но это: "Терпи, парень, терпи!" — применительно к болтанкам истории и вседневности стоило принимать как меру бытия. 

И хотя мы с Ричардом "ручкались" многие годы на этих редакторских перекрёстках, пришёл я к нему лишь много лет спустя. После того как стали выходить тома собрания сочинений Сталина: 14-й, 15-й и до 18-го. 

Почему? Да в знак протеста против массированной, безоглядной, вульгарной дискредитации великого человека. А главным и практическим защитником его стал Ричард Косолапов. 

Моё детство совпало с войной. И это значит, что я вырос с именем Сталина. Его каждодневные приказы о военных событиях, песни о нём, как и песни о Родине, голодные обмороки, концерты в госпиталях, дважды за войну раненный, но вышедший живым и вернувшийся отец — всё это во мне, как и в любом другом пережившем войну, но не пострадавшем от репрессий мальчишке, рождало устойчивую веру в вождя. 

Кстати, позже, уже студентом в Уральском университете имени М. Горького, я оказался в эпицентре молодёжного "полубунта" против "Закрытого письма" Хрущёва, о чём и нынче-то, во времена "свободы слова", копатели истории предпочитают не вспоминать, хотя о волнениях в Свердловске писала тогда "Советская Россия". 

Впрочем, и это отступление никак не связано с Косолаповым или моими соображениями на тему "культа личности". С тех давних пор прошло так много времени, что не один я, но и многие тысячи моих ровесников уже не то чтобы подзабыли, а отодвинули из своего текущего сознания чёткие суждения о том, что и как тогда было. 

Вот в этом-то и дело. Подзабыли. Подустали от разноречия. Поднадоела собственная история, которую и в лета её современности не очень-то сознавали, понимали, анализировали. Точно так, как и нынешнюю нашу современность. 

А он не подустал, не позабыл. Сделал то, что и полагается честному человеку. Ричарду Львиное Сердце. 

Я однажды назвал его "сталинистом", на что он, ничуть не обидевшись, мягко разъяснил мне: "Я не сталинист. Я — сталинец". Разъяснения не требовалось. И ещё одна его философема: Сталин сделал так много для истории мира, что нужно "всего-навсего" полностью опубликовать его сочинения, все труды, подписанные его именем. Чтобы понять не только личность, но и дело, которое он исполнил во имя своей идеи и своих представлений о долге первого лица. Предоставить самой истории все документы и все труды одного человека. Дабы уж потом каждый в отдельности и мир целиком могли судить о его ошибках, преодолениях и победах. 

Ричард Косолапов, конечно, личность куда более многомерная и многозначная, чем его труды, посвящённые доизданию собрания сочинений Сталина в 13 томах, начатому при жизни автора, а законченному через 45 лет после их "торможения" выпуском 14–18-го томов (многие в нескольких книгах) общим объёмом в 4000 страниц. Далее он со своей командой затеял издание "Сталин. Труды" и довёл его до 17 томов, а предстоит, возможно, 35–40! 

И задумав, осуществить столь гигантский проект мог лишь, конечно же, мощный человек. Косолапов, разумеется, состоялся как крупный философ, политический деятель, истинный борец — но не мне судить об этих страницах его бытия. Для этого есть его много знающие — и молодые! — соратники, они уже сказали и ещё скажут о Ричарде Ивановиче своё детальное и правдивое слово. 

Самое главное, он — верный своим убеждениям человек. Он — убежденец. Такие люди не стремятся ни к чему, кроме верности избранному и знаемому делу. Это Вера! И жизнь таких борцов схожа с религиозной последовательностью. 

Не верующих в Сталина — пропасть. Но почему, откуда, по какой причине не только старые, прошедшие жизнь люди молят небеса о его возвращении? Почему совсем юные, прознав, как трудно жили их бабушки и дедушки, так хотят при этом вернуться в оклеветанную эпоху, чтобы вдохнуть равенства и надежд, с пристрастием выясняют подробности тех "проклятых" времён?.. 

Но вот ушёл Ричард Львиное Сердце — Ричард Косолапов. Не сужу обо всём остальном, бесспорно, важном. Сужу только об одном: памятники Сталину у нас всё ещё сносят. Как и Ленину, впрочем. А Ричард Косолапов и его отряд вознёс, продолжает и продолжит дальше этот Памятник возносить. 

Теперь это дань не политике. А справедливости. И истории. Судите сами, люди, ищущие истину. Ну, например, прочитайте хотя бы впервые опубликованную в собрании сочинений недавно рассекреченную шифропереписку Сталина и Мао… 

Правда, как и сама богиня истории Клио, медленно, но неустанно является к людям из дымки будущего.