Москва, 19.04.2024
Календарь событий
Вы здесь: / > Новости > Альберт Лиханов: «Творю молитву своей жизни»
04.09.20 — Альберт Лиханов: «Творю молитву своей жизни»
Известному писателю, нашему земляку 13 сентября исполняется 85 лет
Накануне круглой даты писатель, основатель и бессменный руководитель Российского детского фонда, почётный гражданин города Кирова и Кировской области ответил на вопросы «КП».
– Однажды глянул на календарь, а там – 7 ноября, когда-то красный день календаря… И вдруг странно стало, что никаких выходных ни седьмого, ни восьмого уже нет. Похоже, я так и не привык к изменениям названий праздников. А ваше отношение к датам менялось – к юбилейным, памятным и просто значимым?
– Это вполне объяснимое ощущение. Ведь старшие, к которым отношу и себя, прожили жизнь, насыщенную событиями ТЕХ лет, в которых они обретались: росли, учились общественным ценностям, правилам общежития, которые выработали ТЕ времена, читали книги, наполненные моралью ТЕХ времён, вырабатывали привычки, этические установления, принятые ТОЙ эпохой. Явочное выщелачивание прошлого мне кажется неуместным, неразумным с точки зрения сплочения разных поколений одного народа в единую человеческую общность.
Для себя лично я уже давно сформулировал объединительную установку: всё, что было с нами, наше. И нет никакой нужды всякий раз отвергать и подвергать остракизму то, что было до нас. Впрочем, иные исследователи, в том числе авторы иных школьных учебников, как бы признают за истину и домонгольскую Русь, и Русь, древним захватчикам подчинённую, и крещение Руси, и победу над польскими захватчиками, и наполеоновское нашествие, и оценку Первой мировой войны, и – в целом – Великую Победу в Отечественной войне 1941–1945 годов, да вот только советскую власть «мочат» самым бесстыжим образом. Даже глупость запущена, мол, в войне победил народ, а уж никак не Сталин с его маршалами. Тем, кто жил тогда, очевидно могучее единство власти и самоотверженности, страдания, терпения народа
В моей семье погиб мой дядька, Борис Николаевич, родной брат отца, не успев прислать даже короткой весточки с фронта. У моей жены в первые недели войны в Эстонии погиб отец, Александр Степанович, лейтенант-пограничник, а в конце войны, в тылу, в Кирове, погибла мать, «вытянувшая» в лихолетье трёх сестрёнок. Про это «Мосфильм» снял картину «Карусель на базарной площади» по моей повести «Голгофа». Мы же, ребятишки той поры, были истинными детьми войны, стояли в очередях за хлебом и мукой, теряли карточки, знали, что такое голодуха, ожидание и утрата отцов. Из нас бесполезно вытряхивать наши чувства и перекраивать нашу память. Мы и были тот самый советский народ.
– Размышляя о временных отрезках в жизни человека и общества, вы подмечали и такую закономерность ускоряющегося времени, когда вдруг как-то естественно и просто переходишь на «ты» с теми, с кем был прежде на «вы»…
– Да, это интересное сближение. Вот моему сыну Дмитрию, тоже писателю и продвинутому публицисту, автору сочинений, к которым – по тематике – я и приблизиться не представляю как, недавно исполнилось 60 лет. А я под этот праздник заболел и оказался в Научном центре неврологии, которым руководит академик Михаил Александрович Пирадов, маму которого, Марию Дмитриевну Пирадову, многолетнего главного редактора журнала «Здоровье», я многие годы знал и высоко ценил. Так вот, в этой клинике дорогих мне людей самым близким и грамотным с точки зрения фармакологии вдруг оказался мой «литературный» сын. Он тщательно изучал достоинства и недостатки лекарств, которые мне давали, и мы сообща с лечащими врачами обсуждали их совместимость, восприятие конкретным пациентом, то бишь мной, и, что удивительно, приходили к взаимному согласию. Очень скоро я понял, что мой сын, никак не врач, просвещён гораздо больше, нежели я, и выступает как бы моим медицинским адвокатом. Он оказался грамотнее, основательнее, фундаментальнее меня по знаниям и отношению к ситуации, в которой я оказался, взрослее меня.
Когда дети малы, а родители ещё молоды, разрыв между ними кажется неодолимым, а мысленное равенство недостижимым. Но с годами пороги стираются пониманием, преодолениями, любовью – и дети приближаются к матерям и отцам, превращаясь вместе с ними в род, в семейное единство, где и младшие старших, и старшие младших понимают глубже и именно что – роднее.
Наши дети, к которым мы относились как к любимым – деточкам, малышкам, крошкам – как-то неведомо догнали и превзошли нас в целом ряде знаний, подходов, решений. Говорят, некоторых старцев это задевает и обижает, но я отношусь к тем, кого это не может не радовать и даже восхищать. Океан потому и есть океан, что в нём всякая последующая волна накрывает предыдущую, не поглощая её, а укрепляя её мощь.
Так что если подросшие молодые догнали, а то и перегнали старших, предкам их только радоваться тому надо. И смело переходить на «ты».
– Мы уже говорили с вами об учителях в литературе, о Викторе Астафьеве, с которым вы дружили многие годы. К стыду своему, я мало знал о вашей дружбе с Даниилом Граниным, которому вы посвятили книгу «Мой Гранин». Ждут ли своего часа воспоминания о встречах, об общении с Юрием Бондаревым, другими выдающимися личностями?
– Начну, пожалуй, с Астафьева. У меня с ним были активные отношения, и писем сохранилась целая папка. Хотел бы сделать книжицу «Мой Астафьев»… Гранин и Бондарев – совершенно разные люди, но вот каким, неизвестным им самим образом они сошлись единомыслием, очень для меня трогательным. Даже сотрясшим меня глубоко. И тому, и другому я отправил мой роман «Непрощённая», а он, как известно, о малолетних узниках фашистских концлагерей. О девочке, в которую влюбляется охранник концлагеря, побуждает её к связи, женится на ней (указ фюрера позволял оккупантам официально жениться на любых женщинах, кроме евреек), а когда она беременеет, отправляет её к родителям в Германию. Она там рожает, и когда война кончается, родители мужа её погибшего отнимают у неё дочку и отправляют домой – в подозрительность, в одиночество, в «никомуненужность»… Роман печатался в «Нашем современнике», издавался книгами, переведён во Франции, ну я и послал его двум моим столпам, надеясь, что прочтут.
И вот где-то днём звонит Гранин, а к вечеру – Бондарев. И два этих, повторюсь, таких разных человека говорят мне почти одинаковые слова. Я записал, разумеется, их в дневнике и процитировал уже в книжке про Гранина. Но для меня это был эмоциональный шок. И до сих пор ощущаю эти никем, кроме меня, не услышанные слова. Дорогого стоят такие эпизоды.
– Что делает писателя писателем? Знание жизни, осознание значимости слова, творческий опыт? Или врождённый талант, дар Божий, приумноженный ежедневным трудом? Читательский интерес, признание?
– Литература – тяжкое бремя, и оно не подчиняется никому. Нельзя взять и захотеть стать писателем. Захотеть-то можно, но это хотение к литературе отношения не имеет. Вот многоголосая Хакамада объявляет себя писательницей, но то, что выходит из-под её пера, к литературе не относится. Однако число литературных проходимцев растёт, вытесняя собственно литературу. Для того, чтобы издать словесную банальность, достаточно заплатить деньги. Но кто сказал, что деньги могут выжать из бумаги талант?
Литература вообще начинается с сострадания. И знания сути проблемы, смысла обращения к другим людям – читателям.
Когда сломали Советский Союз, я сломался тоже. Целых восемь лет я не знал, что должен сказать людям. Слава Богу, у меня был фонд и бездонная бочка известных мне детских неурядиц. Они переполняли меня, и я старался помочь реальным семьям в их непомерной беде. Что-то получалось, что-то – нет, но моя опустошённая душа наполнялась разного рода печалями, и, значит, знаниями. Восемь лет не оказались пропущенными в моей душе – я насытился густым знанием реальности. И вот в один присест, за неделю, не больше, пишу рассказ «Свечушка». Его печатает созданный мною же журнал «Мы», а дальше приходит роман «Никто». Потом возникла подъёмная тяга, последовательно приплыли «Слётки», «Сломанная кукла» и между ними маленькие повести из цикла «Русские мальчики», третье, пожалуй, моё обращение к военному детству, которое, как я не раз говорил, можно было бы назвать и «Вятские мальчики». Моя скорбь переварилась в новые книги, и я сам не могу понять, что означало то моё многолетнее мытарство…
Записал Николай ПЕРЕСТОРОНИН
Опубликовано 04/09/2020 на портале
Газета Кировская правда
